Со временем страх ушел, смягчилось и растаяло жгучее чувствовины. Осталась только жалость к Любушке, и страницы старой общей тетрадки вклеточку, с зеленой клеенчатой обложкой, постепенно стали заполняться простымитеплыми воспоминаниями о погибшей девочке.

Она описывала маленькую комнату в коммуналке, в которой жилаЛюба с матерью. Письменный стол у окна, настольную лампу, куклу-негритоса скрасной повязкой на приклеенных курчавых волосах, бумажный портрет Брижит Бардоза стеклом серванта, маленький серый томик Есенина пятьдесят девятого года издания,с которым Люба никогда не расставалась и даже клала на ночь под подушку,телевизор с крошечным экраном и лупу, в которую заливали воду. Все подробностикороткой Любушкиной жизни переселились из небытия в потрепанную общую тетрадь иустроились там вполне комфортно.

* * *

Нянька Раиса закончила уборку палаты, еще некоторое времяпостояла, опершись на швабру, и посмотрела телевизор. Как только больнаязаснула, она тут же переключила на другой канал и поймала несколько финальныхсцен очередной серии “Дикой Розы”.

* * *

– Если такая умная, возьми и разгони их, – пробормотал себепод нос компьютерщик Вадик.

– Это наши проблемы, и посторонних они не касаются, –надменно заметила секретарша Наташа, – и вообще, мы не поняли, кто вы и какимобразом сюда вошли?

– Да, очень интересно, откуда взялась такая фея? – томнопотягиваясь, спросил Феликс.

– Из Нью-Йорка прилетела.

– Из эмигрантов? – небрежно уточнила Тата.

– В Америке все эмигранты, – улыбнулась Маша, – правда, вразных поколениях. Мои предки, насколько мне известно, переселились в НовыйСвет в конце восемнадцатого столетия.

– Ага, ясненько, – Феликс важно похлопал глазами, покрутилподвижным мягким носом, попытался сосредоточиться, но не смог. – Слушай, апочему ты так отлично говоришь по-русски? Никакого акцента. И вообще, извини,конечно, но кто ты такая, а?

– У меня была няня русская. А кто я такая, вы все моглиузнать еще неделю назад. О моем приезде вас предупреждали. Пришло несколькофаксов из “Парадиза”. В бюро пропусков для меня был заказан декадный пропуск,иначе я бы сюда никак не попала.

– Ага, конечно. Факсы, наверное, к Вике пришли, а ее..,это.., тю-тю, пиф-паф… Господи, упокой ее грешную душу, пусть земля ей будетпухом! – Феликс закатил глаза и размашисто перекрестился, снизу вверх и слеванаправо.

– Так все-таки, кто же вам заказал пропуск? – подозрительноприщурилась Ляля.

– Ваш покойный шеф, Виктория Павловна Кравцова, – Маша одарилавсех своей ясной белозубой улыбкой, шагнула к Феликсу, уселась напротив него натабуретку и заговорила тихо, вполголоса:

– Так, что касается прессы. Молчанием вы только разжигаетеих любопытство. Надо выйти и просто поделиться с ними тем, что вы сейчасчувствуете. Вам ведь жалко Викторию?

В мутных глазах Феликса блеснуло что-то вроде удивления. Ончасто заморгал желтыми, длинными, как у коровы, ресницами.

– Конечно, жалко, – ответила за него Маша, – это ужасно,когда гибнет человек, тем более женщина, молодая, красивая, умная, талантливая,у которой все впереди. Вы глубоко возмущены этим убийством, не можетеоправиться от шока, вам трудно представить, Что Вики больше нет. Всеми этимипереживаниями вы искренне поделитесь с журналистами.

– Боже, какой чудовищный цинизм, – громко выдохнула Наташа ипокачала головой. Но никто ее не услышал.

– Официальные предварительные версии следующие, – продолжалаМаша, – профессиональная деятельность, ограбление, личная неприязнь. Но винтересах следствия ни одну из них вы озвучить не можете.

– Откуда вы знаете про версии? – спросил компьютерщик Вадик.

– Ничего я не знаю, – махнула рукой Маша, – так всегдаговорят в криминальных новостях.

– А если они начнут задавать конкретные вопросы? Ну, там проличные отношения, и все такое, – спросил Феликс, мучительно икая.

– Про личные отношения отвечайте: ерунда, грязная сплетня,гнусная утка, развесистая клюква, лапша на ушах, не достойная вниманияуважающих себя СМИ.

– А если я что-нибудь лишнее ляпну?

– Не ляпнете, вам ведь ничего не известно, верно?

– А вдруг известно?

Маша критически оглядела толстую, расплывшуюся в креслефигуру Феликса и еле слышно спросила:

– Сколько вы успели выпить? Феликс икнул так мощно, чтоподпрыгнул, и виновато отвел взгляд.

– Ну ладно, будем считать, что ваше состояние – результатнервного потрясения, – утешила его Маша. – Вам надо причесаться, умыться,глотнуть крепкого кофе, пожевать жвачку, чтобы не пахло изо рта, и вперед!

Через двадцать минут посвежевший Феликс вышел в предбанник,к прессе. Маша вышла вместе с ним и уселась на стул в уголке. Журналисты такобрадовались Феликсу, что на нее не обратили внимания. Его искренние страданияпо поводу гибели Вики Кравцовой были запечатлены парой телекамер, записаны надюжину диктофонов.

Вопросы сыпались градом.

– Как вы можете прокомментировать вчерашний анонимный звонокРязанцеву в прямой эфир?

– Существует ли связь между убийством Виктории Кравцовой иубийством гражданина США Томаса Бриттена?

– Действительно ли оба трупа были обнаружены в однойквартире и в одной постели? Если связи нет, почему Рязанцева сразу убрали изкадра? Телевизионщики говорят, что он отреагировал на звонок очень бурно. Чемобъяснить такую реакцию?

– Как можно отрицать связь между этими двумя убийствами,если Томас Бриттен активно участвовал в работе пресс-центра? Правда ли, чтозвонил сам убийца? Отслежен ли звонок?

– Какие отношения были между Бриттеном и Кравцовой? Почемупредставители МВД, прокуратуры и посольства США с самого начала не правильноназвали имя американца? И откуда оно могло быть известно звонившему?

Феликс важно надувал щеки, шевелил рыжими густыми бровями иповторял:

– Ерунда. Гнусная утка, развесистая сплетня, грязная лапша,клюква на ушах, не достойная внимания уважающих себя СМИ!

После совещания Арсеньев решился заглянуть к Зюзе, хотя онаего не приглашала. Он надеялся, что к ней на стол уже легли результатысравнительной баллистической экспертизы. Они должны были прийти сегодня утром.До совещания Зюзя просмотреть их не успела, теперь, скорее всего, сидит ичитает.