Она вновь почувствовала страх. До замужества она работалабиблиотекаршей в Уэстчестерской школе, и всегда боялась, когда ей приходилосьговорить – почти кричать – детям, чтобы они успокоились. Они всегда слушались,но ее постоянно мучил страх – что если они однажды откажутся повиноваться? Чтотогда? Этот вопрос пугал ее, даже по ночам. Она боялась кричать и делала этотолько в самых крайних случаях. Крик казался ей какой-то дикостью. Когда тебяне слушают, остается только кричать.

Сейчас страх был таким же. На его слова ответом мог бытьтолько крик. Но кричать ей не хотелось.

– Уходи, – повторила она. – Пожалуйста. Между нами всекончено.

– А если я не уйду? Если я сейчас оттрахаю тебя прямо здесь,на полу, в этой луже молока?

Она взглянула на него сквозь сетку волос. Лицо ее оставалосьбледным, и глаза на нем казались огромными.

– Тогда тебе придется попотеть. И если я только смогувыцарапать тебе глаза, я не стану раздумывать.

Прежде чем снова опустить глаза, она заметила, что онколеблется. Он знал, что у нее хорошая реакция. Он мог обыграть ее в теннис, нодаже для этого приходилось попотеть. Насчет глаз она, пожалуй, привирает, ноцарапины на лице тоже не украсят его. Хочет ли он заходить столь далеко? Оначувствовала в воздухе кухни какой-то едва уловимый запах, дикий и грубый ипоняла, что это смесь ее страха и его злости, источаемых их парами.

– Отвезу гардероб назад, – сказал он наконец. – Отчего бытебе не послать за ним любящего супруга? У нас с ним найдется, о чемпотолковать.

После этого он повернулся и так хлопнул входной дверью, чтоедва не разбил стекло. Через мгновение послышалось гудение фургона и скрежетшин, когда он выезжал на дорогу.

Донна медленно закончила вытирать молоко, поднимаясь времяот времени, чтобы отжать тряпку. Она смотрела, как струйки молока уплывают вводосток. Она вся тряслась, частью от пережитого страха, частью от облегчения.Вряд ли она расслышала угрозу Стива. Она только снова и снова восстанавливала впамяти цепь событий, приведших к этой уродливой сцене.

Она всегда считала, что ее интрижка с Кемпом случилась безвсяких видимых причин – как прорыв сточной трубы. Такие сточные трубы протекаютпод почти всеми счастливыми браками в Америке.

Она не хотела переезжать в Мэн и протестовала, когда Викизложил ей эту идею. Несмотря на то, что они не раз проводили здесь отпуск, онавсегда считала этот штат лесной глушью, где зимой ложится снег глубиной вдвадцать футов, и люди оказываются отрезанными от внешнего мира. Ее пугаламысль о переезде с подобное место с маленьким ребенком. Она уже рисовала – себеи Вику – картину снежных бурь, разделяющих его в Портленде и ее в Касл-Роке.Она заявила, что в такой ситуации ей останется только наглотаться таблеток илисунуть голову в духовку. Может быть, часть ее существа таким образом простопротивилась отъезду из суматошного и бешеного Нью-Йорка.

И все же не это было самым худшим. Хуже всего был страх, что«Эд Уоркс» может лопнуть, и они вернутся назад с поджатым хвостом. Этого неслучилось, потому что Вик с Роджером работали, не покладая рук. Но это значило,что большую часть дня она оставалась одна с ребенком, без всякой помощи.

Своих близких друзей она могла пересчитать по пальцам. В нихона была уверена, но вообще-то она никогда не сходилась с людьми легко. Поэтомупосле переезда новых друзей она не завела.

«Я становлюсь Примерной Американской Хозяйкой, – думала онадолгими зимними днями, наблюдая за падающим снегом. – Сижу дома, стряпаю Тэдулюбимые тосты с сыром и суп на обед, смотрю дурацкий телевизор». Можно былосходить в гости с Джоани Уэлш, у которой была дочка возраста Тэда, но этивизиты всегда давались ей с трудом. Джоани была на три года старше Донны и надесять фунтов тяжелее. Казалось, это ее совсем не гнетет. Она говорила Донне,что муж любит ее и такой.

Иногда трубы прорывало. Она ссорилась с Виком по пустякам,чтобы не думать о более серьезных вещах, которые было трудно определить словами– страх, утрата, старение. Быть может, одиночество. Она слышала по радио песню,которую помнила со школьных лет, и вдруг начинала плакать. Ее не покидалочувство вины перед Виком – ведь он был рыцарем, отважно сражающемся заблагополучие с семейным гербом на щите, – и она послушно нянчилась с Тэдом, утешалаего, когда он плакал, и выслушивала его детские вопросы, на которые не так-толегко ответить.

И она все чаще задумывалась о том, что будет, когда Тэдвырастет. В прошлом году он три дня в неделю проводил в детском саду «Джек иДжил»; в этом на пять дней в неделю отправлялся в сад-лагерь. Когда его небыло, дом становился ужасающе пустым. Двери становились открытыми ртами,лестничные спуски – жадными глотками. Пустые комнаты оборачивались ловушкой.

Поэтому она мыла полы, которые и так блестели, и думала иСтиве Кемпе, с которым позволила себе легкий флирт. Стив переехал однажды вгород откуда-то из Вирджинии и открыл здесь торговлю антикварной мебелью. Нераз она ловила себя на том, что сидит перед телевизором и не знает, что тамидет, думая о том, как его загар контрастирует с белой тенниской, или о том,как смешно оттопыривается его задница, когда он бегает по корту. И в концеконцов…

Она почувствовала спазмы в желудке и побежала в ванную,зажав руками рот. Ее стошнило. Она невидящими глазами уставилась на рвоту, и еестошнило еще раз.

Когда желудок чуть отпустило (но ноги по-прежнему быливатными), она посмотрела на себя в зеркало. Лицо было совсем белым, глазапокраснели. Волосы сбились в бесформенный комок. Она подумала, что станет такойв старости… совсем скоро, и в ужасе поняла что, если бы Стив Кемп сейчас былздесь, она бы позволила ему себя взять – только бы он обнимал ее, и целовал, иуговаривал не бояться, и говорил, что время – это миф, а смерть – всего лишьсон.

Из ее груди вырвался звук, напоминающий хриплое рыдание –совершенно безумный звук.

Она уронила голову и расплакалась.

Черити Кэмбер сидела на двухспальной кровати, которую делиласо своим мужем Джо, и смотрела на что-то, что держала в руках. Она только чтовернулась из магазина, где в то время была и Донна Трентон. Теперь ее руки,ноги, щеки похолодели, словно она слишком долго шаталась с Джо на снегоходе, нозавтра было первое июля, и снегоход стоял в сарае, дожидаясь зимы.

«Не может быть. Это какая-то ошибка».

Но в этом не было никакой ошибки. Она вертела это так и сяк,и все сходилось.

«Ну что ж, это со многими случается. Ведь так?»

Со многими. Но с ней?

Она слышала, как Джо заколачивает что-то у себя в сарае –этот звук разносился сквозь жару, как удар колокола. Потом пауза и сердитое«Ч-черт!»