сможете начать все заново, продолжить жить. Вы не останетесь там одни. У вас есть мы, Красный Крест и Британский совет по оказанию помощи беженцам. Вам помогут встать на ноги и поддержат вас. – Ань слегка кивнула в знак согласия. Ее голова была низко опущена, и Тхань заметил, что она кусает губы. Он не видел ее слез с похорон родителей и не хотел их вновь увидеть. Ему лишь нужно было, чтобы Ань подтвердила, что все будет хорошо, что они найдут способ остаться вместе – в Великобритании, США или на Марсе. Ань пробормотала слова благодарности и вышла вместе с братьями в рассвет, разгорающийся над лагерем.

Тхань отлично понимал, что уехать из Кайтака было их целью, по сути – главной целью. Перед братом и сестрой он храбрился, и было очевидно, что они делают то же самое. Но ему хотелось знать, испытывают ли они втайне те же сомнения, хотят ли пусть даже частицей души остаться здесь. Здесь – где в школе преподает миссис Джонс, где Ань работает на фабрике, где они могут играть в футбол с другими детьми и покупать вьетнамскую еду у лоточницы рядом с бараком. Он думал о своих родителях и младших братьях и сестрах, покоящихся на соседнем участке земли, об океане, который окажется между ними, если они уедут. Тхань сидел на пыльной дороге, слышал, как Минь и Ань заталкивают в сумки свои футболки с носками и рассуждал: уехать – значит оставить семью, а «оставить» может привести к «забыть».

Уже больше семи месяцев он не видел своей семьи и с трудом мог вспомнить родные лица. По ночам он долго ворочался, стараясь представить их себе. Он слышал их голоса и пытался воскресить в памяти движения их тел по дому. Иногда они снились ему, это были простые сцены, которые начинали сливаться с воспоминаниями и превращаться в мираж, так что он не всегда мог сказать, происходило ли это на самом деле или нет. Игра с Дао у реки. Кормление цыплят с Май и Вэн. Помощь матери, когда она укладывает ребенка. Чтение сказки с отцом. Каждый раз такие сны внезапно обрывались, стоило ему резко пробудиться, чувствуя себя одновременно целым и разбитым, зажатым между теплыми телами Миня и Ань. Он прокручивал эти размытые сцены в голове, заполняя пробелы своим воображением, и снова пытался заснуть и оживить сны, но это никогда не удавалось.

* * *

Дверь барака отворилась, один из соседей вышел – и сел рядом с ним. Тхань узнал в нем одного из тех мужчин, перед которыми он разорвал семейную фотографию, и его щеки залились краской от стыда.

– Вы ведь завтра уезжаете? – спросил сосед. В руках он держал гитару – подарок, который, по его словам, сделал ему месяц назад один из родственников в Америке и который вызвал большой ажиотаж в квартале. Вечерами по субботам он исполнял весь свой репертуар, начиная от колыбельных и Tóc Mai Sợi Vắn Sợi Dài[13] до Aline и Love Me Tender. Люди выходили из бараков – послушать, как он играет, или просто оставляли двери открытыми, чтобы его мелодии проникали внутрь. Слушать эти песни вот так, в открытую, было чем-то захватывающим: в годы войны и сразу после их боялись петь, потому что западная музыка считалась запрещенной. Их разве что мурлыкали себе под нос за запертыми дверями собственного дома, в точности как это делала мать Тханя с ее мелодиями «йе-йе» – неразлучными спутниками приготовления пищи.

Тхань кивнул в ответ.

– Куда?

– В Англию, – ответил Тхань, не поднимая взгляда.

– О! Повезло же. – Он взял несколько аккордов на своем инструменте. Мелодия, совершенно незнакомая Тханю.

Мужчина затянул песню, слова которой Тхань мог разобрать лишь отчасти, что-то о появлении солнца.

– «Битлз». Слыхал о таких?

Название этой группы Тханю было знакомо, но он думал, что они американцы, потому что был уверен – вся лучшая музыка родом из Америки. Именно эту песню слышать не доводилось, и мелодия тут же захватила его: простая, наполненная мечтаниями о лучших днях. Его сосед знал только первые несколько строк, но вскоре он перешел к Yesterday и Hey Jude, а когда у него закончился репертуар «Битлз», он забежал внутрь барака, попросив Тханя подождать. Несколько минут спустя он вернулся с листком бумаги с какими-то английскими словами, некоторые из которых Тханю раньше не встречались: Pink Floyd, Led Zeppelin, Fleetwood Mac.

– Когда приедешь в Англию, обязательно найди их записи, – сказал мужчина.

Сестра позвала Тханя в дом, и тот поспешил поблагодарить соседа. Аккуратно сложив листок, он спрятал его в карман и на протяжении всего перелета неоднократно похлопывал по нему, чтобы убедиться, что тот не потерялся. Тхань не отправился навстречу американской мечте, которую так лелеял его отец, зато он окажется в стране «Битлз» и «Роллинг Стоунз», Боуи и королевы. Позже, в свои первые годы в Англии, когда Тхань уже разобрался со списком, составленным соседом, эта музыка стала для него тайным источником силы. Он слушал ее и видел Англию, недоступную его взгляду, видел место за пределами лагеря в Соупли и его юного возраста. Англию, которая однажды станет для него целым миром.

Осознаю, как много еще можно было рассказать.

Можно было рассказать об изнасилованиях и убийствах, о зачатках каннибализма.

Я читала воспоминания, книги, научные работы и энциклопедии – и все эти накопленные знания легли на меня тяжелым бременем. Но как много из этого нужно рассказывать?

Иногда меня тянет пойти иным путем – исправить прошлое, переписав его. Возможно, я могла бы написать что-нибудь вроде этого:

Они прибыли в Гонконг, и несколько недель спустя к ним присоединились их родители с младшими братьями и сестрами; малыш Хоанг только проснулся от долгого сна на руках у матери. Дао и его братья носились с футбольным мячом вместе с другими детьми из лагеря, со скамейки за ними наблюдали их матери. Май и Вэн, как всегда неразлучные, хихикали и перешептывались друг с другом о своих одноклассниках и миссис Джонс. Недолго побыв в лагере, они все вместе улетели в Америку, где их встретили с распростертыми объятиями.

Да, такой хеппи-энд звучит заманчиво.

Или же я могла бы зайти дальше. Добавить сюжетных поворотов, чтобы создать напряжение. Я могла бы придумать настоящие эмоциональные американские горки. Например, рассказать побольше о лодке. Да, возможно, так и следовало сделать.

Или же я могла бы тыкать в кого-нибудь пальцем. Я могла обвинить политиков. Могла