я вам тоже ничего не могу сказать, знаю только, что в настоящее время инициатива определенно в руках у русских. Полагаю, что временное затишье обманчиво, наверняка что-то готовится. Может быть, новый «Сталинград», а возможно, и что-либо более грандиозное.

После секундной паузы добавил, хмурясь:

– Русским ребятам трудно справляться в одиночку с этой взбесившейся гитлеровской сволочью, а мы, союзники, как всегда, черт возьми, осторожничаем, ждем благоприятного момента… Все наши парни тут, в лагере, предполагали, просто были уверены, что после январской встречи руководителей трех союзных держав в Касабланке наконец-то решится вопрос с открытием второго фронта. Но уже прошло почти три месяца, а ясности, увы, нет.

Молодец «англик»! Сам высказал то, о чем я хотела и пока не решилась его спросить. И не покривил при этом душой, не искал, как водится, оправданий.

…А на танцульки к Степану мы так и не выбрались. Внезапно заболела Галя. Когда мы еще шли, Галя надумала разуться, – мамины «черевики» жали ей ноги, – и, видимо, нечаянно наступила на затаившуюся в траве пчелу или осу. Мне удалось вытащить крохотное, словно волосок, жало из ее стопы, Галя, правда, поохала, но потом вроде бы все прошло. А здесь, у Нины, у нее вдруг поднялся жар, заболела голова, появилась тошнота. Мы все, конечно, переполошились, и особенно Сима. Как раз пришла Ольга и, отозвав меня и Симу в сторонку, рассказала, как еще до войны кто-то из ее знакомых умер от укуса осы.

Тут нам, естественно, стало не до веселья, и мы поспешили домой. Джонни казался огорченным, Нина тоже. Дорогой Галю несколько раз рвало, но все-таки она дошла на своих ногах. Дома ее сразу же уложили в постель, мама заварила крепкий чай с мятой. Галя почти сразу крепко уснула, а часа через три встала как ни в чем не бывало. Вот так прозаически и закончилась наша вылазка к заморским «сэрам»… Ждали газету, но в ней, как все последние недели, нет ничего новенького.

25 апреля

Ну вот и Пасха пришла. Мишка и Леонид с утра дурачились, лезли с поцелуями – «Христос Воскрес». Мы с Галей и Нинкой визжали, отпихивали их, но Лешке все-таки удалось чмокнуть меня в щеку. А мама с Симой на полном серьезе трехкратно расцеловались со всеми. При этом мама приговаривала: «Воистину воскрес! Помоги же, Господи, и нам воскреснуть: пошли погибель немцам, победу русским, а нам – освобождение!»

Неожиданно прибыли ранние «пасхальные» гости. Я удивилась, увидав в окно направляющихся к нашему крыльцу почтенного седого господина в шляпе котелком, держащего за руку мальчика. Мальчик нес маленькую, сплетенную из разноцветных стружек корзиночку. Мама открыла дверь. По ее интонации я поняла, как она удивлена.

– Что вам угодно?

– Честь имею… Здесь живут русские люди?

Я выскочила из комнаты.

– Это же Павел Аристархович… Мама, помнишь, мы тебе рассказывали? Ну, еще… могила Аркадия… Здравствуйте! Проходите, пожалуйста.

По правде говоря, я, да и Леонид с Мишей тоже совсем позабыли, что приглашали «человека без Родины» навестить нас. А он не забыл и, по всей видимости, готовился к этому визиту: черный старомодный костюм тщательно отглажен, на белой рубашке – галстук-бабочка, из-под рукавов пиджака выглядывают белые манжеты.

Держа «котелок» в руке, Павел Аристархович церемонно здоровался со всеми: «Весьма рад… Рад… Весьма рад. – Потом подтолкнул вперед мальчика: – Мой внук – Юрий».

Мальчик, шаркнув ножкой, не поднимая глаз, тоже подал всем узкую, потную ладошку, при этом шептал едва слышно: «Рад… Весьма рад».

В комнате мы усадили обоих на диван. Павел Аристархович указал Юре глазами на Нинку: «Иди, поздравь девочку.» Тот послушно встал, шаркнув еще раз ножкой, протянул ей корзиночку, в которой лежали на зеленой травке несколько крашеных яиц: «Христос воскрес…» Нинка, покраснев, как маков цвет, корзинку взяла, фыркнув, выскочила из комнаты.

Сима с мамой, перекинувшись с гостем несколькими общими фразами, пошли в кухню готовить чай (мы только что успели позавтракать), а Леонид и я с Мишей пытались развлечь Павла Аристарховича разговорами. Но старый эмигрант не очень-то был склонен распространяться о себе, предпочитал слушать других. К счастью, вскоре пришел от Бангера Василий, и разговор оживился. В отличие от встреченных в Мариенвердере «бывших», Павел Аристархович гораздо больше и точнее осведомлен о жизни в нашей стране. Чувствуется, что он регулярно черпает сведения из каких-то источников – возможно, из немецких или других иностранных газет.

Все это время Юра сидел на кончике дивана, почти не двигаясь, не разговаривая. Иногда, я замечала, он исподлобья с любопытством осматривал комнату, но, встретив чей-нибудь взгляд, тут же снова низко опускал голову. Впечатление робкого, запуганного дичка. На вид ему лет девять-десять. Светлые, цвета соломы волосы, большие серо-зеленые глаза, тонкая, жалкая шейка. Старенький, но тоже тщательно отглаженный костюм явно мал ему – руки вылезают из рукавов, да и брючки не закрывают тонкие щиколотки. А под воротником белой застиранной рубашки – поди ж ты! – также галстук-бабочка. Маленькая копия деда.

– Пойдем со мной, – дружески позвала я Юру и, обняв за худенькие плечи, подвела его к своей «экспозиции». – Хочешь посмотреть наш город Ленинград? Вот здесь, вернее, недалеко от этих мест, я жила. Нравится тебе?

Услышав мои слова, Павел Аристархович тоже встал, подошел к фотографиям.

– Прошу прощенья… Разрешите и мне взглянуть…

Он долго доставал очки из футляра, долго протирал их сложенным вчетверо платком, не спеша поднес к глазам. Молча, внимательно рассматривал каждый снимок, затем, не сказав ни слова, снова убрал очки, медленно направился к своему месту. Я заметила, что руки его дрожали. А Юра все не отходил от фотографий, щеки его горели. Вдруг он быстро приблизился к деду, потянувшись к его голове, стал что-то горячо шептать на ухо.

– Ты ведешь себя неприлично, Юрий, – вполголоса, строго попенял ему Павел Аристархович, но все же ответил на тревожащие мальчишку вопросы.

– …Ну почему же? В России много прекрасных городов, и один из них – как раз Петербург – Ленинград. Как видишь, он сохранен в хорошем виде… Разумеется, магазины там тоже есть – как же без этого? Вероятно, имеются и лавки детских игрушек… Ну, Юра, ты меня удивляешь – сам подумай, – разве можно в большом городе без транспорта?.. Исторические памятники – дело рук талантливого русского народа. Ты прав, Юрий, они действительно содержатся в отличном состоянии…

Из коротких, сухих ответов Павла Аристарховича я поняла, что для этого выросшего на чужбине русского мальчика настоящим потрясением явилось открытие по фотографиям большого «красного» города. Его безмерно удивили широкие