просто он. С ним мне не нужно изображать, что я всем довольна, и от этого мне становится лучше.

Допиваю кофе и понимаю, что мне хочется кое-что сказать ему. Сама не знаю зачем, но мне важно это.

– Я искала тебя прошлым вечером…

Ноа так резко поворачивает голову, что слова застревают в глотке. В голубых глазах я вижу боль.

– Я подумала, что ты ушел с Пейдж.

Ноа хмурится.

– Пейдж – моя подруга, – говорит он после паузы, потом с напряжением добавляет: – Мы учились вместе в школе и в Авиксе.

Я чувствую, как убыстряется мой пульс, жду, что он скажет дальше.

– Не знаю, помнишь ты или нет, но именно там, в Авиксе, ты с ней и познакомилась. – Он смотрит на меня. – Не летом, а в кампусе, через несколько недель после начала семестра.

– Я познакомилась с ней в кампусе? Осенью?

Ноа молча кивает.

– Но почему же я так быстро вспомнила ее – и лицо, и имя? – Я удивленно смотрю на него. – Она была важным для меня человеком?

– Не уверен…

Когда до меня доходит, что он имеет в виду, мне становится не по себе.

– Она важный человек для тебя…

Ноа снова хмурится:

– Не в том смысле, в каком тебе кажется.

– Я не знаю, что мне кажется, – тихо признаюсь я. – Я часто чувствую какое-то беспокойство, иногда злость, иногда грусть, но не понимаю, откуда они взялись. И в последнее время я все чаще думаю: а вдруг я ошиблась, понадеявшись на себя? Возможно, мне стоило попросить вас рассказать о том, что я забыла. Но, с другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы кто-то рассказывал мне о моих чувствах, ведь никто не сможет описать, что я чувствовала на самом деле. Разве такое возможно – делиться с кем-то своими чувствами? Я имею в виду по-настоящему, искренне.

Ноа смотрит мне в глаза и говорит:

– Мы делились.

Это звучит так нежно, что у меня начинают ныть кости. Я не могу понять, моя это боль или… его.

Ноа нервно улыбается:

– Кстати, мне кажется, ты избрала верный путь и неплохо справляешься. Проще простого – попросить кого-то рассказать тебе историю твоей жизни, но ты предпочла сама восстановить ее, пережить заново. Я знаю, что ты сбита с толку, что ты страдаешь и постоянно чувствуешь боль. Ты очень сильная, Джульетта. Сильней, чем тебе кажется.

Она сильней, чем ей кажется…

У меня перехватывает дыхание, я смотрю на Ноа, и что-то вспыхивает у меня в мозгу. Но… как молния на светлом дневном небе – пытаешься разглядеть и не видишь. Никаких доказательств тому, что было, никаких признаков.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Ноа.

– О том, как твоя мама тобой гордилась. – Вижу боль на его лице, но продолжаю: – Она наверняка тобой гордилась.

Он опускает глаза, отворачивается и замолкает, но ненадолго.

– Я навещал маму в тот день, когда она умерла. Она была… это был очень хороший день. Она дала мне кое-что, что мы нашли много лет назад и о чем я уже позабыл. Мы нашли это на берегу. – Он вздыхает. – Не помню точно, где именно, но где-то неподалеку отсюда.

Я смотрю на волны.

– Океан часто преподносит сюрпризы. Надеюсь, что проживу еще долго, но я бы тоже хотела, чтобы меня кремировали.

Ноа с удивлением смотрит на меня, будто услышал что-то такое, чего не знал обо мне.

– Правда?

Я киваю:

– Да. Тогда мой прах можно будет развеять, а это значит, что я навсегда останусь в любимом месте. – Смотрю на Ноа. – Хочешь узнать, что это за место?

– Я и так знаю.

– Да? – недоверчиво хихикаю, но он быстро отвечает:

– Это здесь. Пляж.

У меня отвисает челюсть.

– Откуда ты… Не важно. – Смутившись, я отвожу взгляд.

– Джульетта, – окликает меня Ноа, и я снова смотрю на него. – Ты не рассказывала мне об этом. Однажды ты попросила меня, чтобы я показал тебе свое любимое место. – Я его просила? – А я в ответ попросил тебя показать…

– И я привела тебя сюда? – перебиваю его и встревоженно прижимаю ладонь к животу.

– Ты согласилась показать, но я сказал, что готов угадать, что это за место, а ты… Ты ответила, что не сомневаешься, что у меня получится. – Он усмехается, потом улыбка исчезает. – Я не был уверен, правильно ли я угадал, и вот только что ты подтвердила, что правильно.

– Значит, ты угадал с первого раза?

– Да, но у меня нет такого чувства, что я угадывал. – Он сглатывает. – Я как будто всегда знал.

Я вздрагиваю.

– Потому что ты знаешь меня, как… как себя?

– Да, Джульетта. Но ты тоже поняла, что нужно сделать, чтобы помочь мне пережить тяжелый день.

Что-то давит мне на грудь, и я жду, что у меня закружится голова, что меня охватит паника, но ничего такого не происходит.

Я чувствую любопытство.

Поворачиваюсь к Ноа и спрашиваю:

– А какое у тебя любимое место?

Он нежно смотрит на меня.

– Могу показать…

* * *

Мы сидим на зеленой травке. Я оглядываю футбольное поле.

– Интересно, если бы я спросила у Мейсона, какое его любимое место, он бы тоже сказал, что вот это?

Ноа поднимается на ноги и протягивает руку. Я встаю, и он притягивает меня к себе. Одну руку он кладет мне на бедро, другой берет мою ладонь. Вдруг я слышу тихую мелодию. Оглянувшись, замечаю на газоне его телефон.

– Ты должна мне танец, – шепчет он, и тепло его дыхания будто заряжает меня электрическим током.

У меня колотится сердце, но я пытаюсь весело улыбнуться.

– Я? Должна?

Ноа кивает, и мы начинаем танцевать.

Такая странная пытка… Нежные объятия и разрывающая сердце история, которую рассказывает песня. Именно так действуют Rascal Flatts[45]. Они поют о любви и благородстве. О добре. О самоотверженности, о принятии потерь и возможности расставания.

Губы Ноа беззвучно двигаются, как будто он тоже поет.

Он как будто знает, как действует на меня музыка, и говорит со мной через текст песни.

Похоже, он хочет, чтобы я была счастлива, и мне важно понять почему.

Ты наверняка знаешь, Ари. Вспомни.

Я моргаю, потом песня меняется и… пытка становится сильней.

Потому что на этот раз Ноа не просто танцует со мной – я чувствую, что он нуждается во мне. Я чувствую его.

Утрата, о которой рассказывает песня, заставляет его сердце кровоточить, и мне хочется облегчить его боль.

Rascal Flatts поют об упущенных шансах, о потерянных мечтах. О мучениях, которые порождает вопрос «а что,