– Я хотел уберечь тебя от боли. – Ноа говорит очень тихо, и тепло его голоса согревает меня. – Но я все меньше понимаю, как этого добиться. Ложь причиняет боль, а я только и делаю, что лгу тебе.

Я трясу головой:

– Ну так не делай этого!

– Чего не делать?

– Не лги. – Смотрю ему в глаза и глубоко вздыхаю. – Не лги мне, Ноа.

Он выдерживает мой взгляд, потом кивает:

– Хорошо.

– Поклянись.

Прерывистый вздох срывается с его губ, и он снова кивает.

С волнением показываю на календарь.

– Я должна была с тобой пойти на Церемонию вручения?

Ноа кивает, и у меня сжимается сердце.

– Оказывается, я купила платье.

Он удивленно улыбается.

– Правда?

– Ты не знал?

– Нет… Наверное, ты хотела сделать мне сюрприз. Какого оно цвета?

– Догадайся.

У него такой вид, будто он знает, но не хочет говорить.

– Ты поэтому сказал, что я должна тебе танец? Я должна была танцевать с тобой на празднике?

Он снова кивает.

Мои глаза полны слез, но я сдерживаю их.

– Почему я нарисовала сердечки вокруг даты?

– Ты не рисовала.

Я с раздражением наклоняюсь, подбираю календарь с пола и трясу им.

– Ты поклялся.

– Ты сделала надпись, а сердечки нарисовал я.

– Ты? – Я потрясена. – Разноцветные сердечки? На календаре в…

– В твоей спальне. – Секунду он колеблется, потом продолжает: – И в твоем расписании занятий. И на календаре в моей комнате.

– В твоей?

– В моей, – шепчет он.

У меня перехватывает дыхание.

– Покажи.

Ноа кивает и открывает дверь. Мы пересекаем крохотную гостиную и входим в спальню. Ботинки стоят у аккуратно застеленной кровати, на письменном столе в углу в беспорядке лежат бумаги. Оторопело смотрю на старую футболку, выглядывающую из-под подушки, – уж очень она напоминает школьную футболку Мейсона, которую я стащила у него и использовала как ночнушку.

Резко поворачиваюсь к Ноа, и мои щеки вспыхивают от смущения, когда он кивает.

Ноа подходит к столу, берет календарь и протягивает мне.

Вот они, сердечки.

У меня дрожат руки, когда я провожу пальцем по надписи.

– Ноа…

– Мы очень ждали этого вечера, – едва слышно произносит он. – Очень.

– Почему же тогда ты позволил мне пойти с Чейзом?

– Я не позволял. – Ноа опускает голову. – Это был твой выбор.

– Но я уже сделала выбор. И если бы я помнила о нем, я бы никогда не согласилась пойти с Чейзом.

– Ты не помнила…

– В этом есть и твоя вина! – Мне стыдно, что я кричу.

– Можешь винить во всем меня. Я буду только рад. Пожалуйста. – Его голос звучит так беспомощно и тоскливо, что у меня все болит внутри. – Я с радостью возьму на себя любой груз, если это хоть чуть-чуть поможет тебе. Я не хочу тебя ранить. – Он подходит совсем близко, будто и правда хочет забрать у меня боль. – Если бы я не послушался тебя, если бы рассказал тебе все, что между нами было, я бы отпугнул тебя. Я не мог так рисковать.

– Ты бы не отпугнул.

– Откуда ты знаешь. – В его глазах отражается страдание, и у меня начинают дрожать губы.

– Ты просил Мейсона удалить что-то у меня с телефона?

Ноа морщится, молчаливо умоляя не задавать этот вопрос.

Но я не отступаю:

– Ты поклялся.

Он кивает.

– Что удалил мой брат?

– Сообщения… всю нашу переписку.

Мы много переписывались?

– А со своего телефона ты ее удалил?

Ноа опускает голову.

– Нет.

– Почему?

Он закрывает глаза, потом снова смотрит на меня, и печаль в его взгляде лишает меня сил.

– Потому что я не смог стереть твое последнее сообщение. Мне нужно было сохранить его, чтобы выжить.

– А что там такого, в моем сообщении? – шепчу я.

– Смысл, Джульетта. Смысл, который ты придала моей жизни и которого раньше у меня не было.

По моим щекам текут слезы, Ноа вытирает их, и это согревает меня, расслабляет.

Утешает?

Я открываю глаза, и наши взгляды встречаются. Я кладу ладони ему на грудь и вздрагиваю, ощущая, как бьется его сердце. Быстро-быстро, как и мое.

Ноа перебирает мои волосы, а я приподнимаюсь на цыпочки.

– Джульетта, – взволнованно говорит он, – что ты делаешь?

– Не знаю, – признаюсь я. Его губы теперь так близко. – Мне трудно понять, что я чувствую. А что ты чувствуешь ко мне?

Ноа молчит, но ему и не нужно ничего говорить – все написано у него на лице.

Он не смог бы этого скрыть, даже если б попытался; возможно, сейчас он и пытается…

* * *

Ноа

Черт, она великолепна, само совершенство.

Она здесь.

Она пришла ко мне такая рассерженная – и ведь вспомнила, где моя комната, – и теперь смотрит на меня с вожделением.

Моя милая понятия не имеет, что ей нужно, а ведь ответ так прост.

Не что, а кто.

Я.

Боль в ее голосе ранит меня. Буквально убивает.

Что я к ней чувствую?

Провожу костяшками пальцев по ее щеке, и она медленно моргает.

Я люблю тебя, детка. Каждую твою частичку.

Мне нравится, как ты рифмуешь жизнь с текстами песен, как ты улыбаешься солнцу и луне.

Мне нравится, что твоя любовь безбрежна, как океан.

Мне нравятся твоя самоотверженность, твоя честность и твоя доброта, хотя жизнь в последнее время к тебе уж точно не была добра.

Мне нравится, как ты стараешься быть храброй ради своих близких. Ты не хочешь, чтобы они страдали, даже если тебе это причиняет боль.

Я так люблю тебя! Мне хочется быть рядом с тобой, просыпаться рядом с тобой, провести всю жизнь, поклоняясь тебе.

Я хочу дом, о котором ты говорила, хочу семью, о которой ты мечтала. Я хочу быть желанным и любимым. Хочу быть тем, без кого ты не сможешь жить. Я хочу любить тебя всю жизнь и даже дольше.

Больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы получить еще один шанс, снова сделать тебя своей.

Потому что я твой. Навсегда.

Несмотря ни на что.

– Ноа, – окликает она меня, я моргаю и возвращаюсь в действительность.

К ранимой девушке, которая стоит передо мной, смущенная тем, как сильно бьется ее сердце.

Сейчас ей хорошо, комфортно и безопасно. Она понимает, что ей незачем бежать от меня, у нее нет для этого причин.

Потому что со мной она дома.

Я всегда буду для тебя домом, детка. Запомни.

Ари глубоко вздыхает.

– Можешь для меня кое-что сделать?

– Что угодно.

– Покажи мне, пожалуйста, что ты чувствуешь ко мне, – умоляет она.

У меня внутри все сжимается от волнения, но я очень счастлив.

Она