войти в фазу перехода к вторичной модернизации (ВМ) из-за высоких барьеров входа в эту фазу. Требуются: низкая доля сельского хозяйства в ВВП (не более 5 %), низкая доля занятости в этом сегменте экономики (не более 10 %). Фаза зрелости ВМ предполагает, что доля материальной сферы (сельское хозяйство и промышленность) в ВВП и занятость в этой сфере не должны превышать 20 %…

В ходе информационной модернизации основным создателем ВВП становятся производство и использование информационных технологий. Но в постсоветской России снижение доли аграрного и индустриального секторов в ВВП – результат не взаимосвязанного прогресса всех трех секторов, а следствие разрушительной деиндустриализации 1990-х гг. …Поскольку эта деформация в России не преодолена, фиксируемый рост социоэкономической модернизированности в ее человеческом измерении во многом дисфункционален».

Кто и как обосновал, что «доля материальной сферы (сельское хозяйство и промышленность) в ВВП и занятость в этой сфере не должны превышать 20 %»? Каким образом Россия могла бы уцелеть с такой структурой хозяйства? Ведь она не печатает долларов, не имеет сети ТНК и «внешнего пролетариата» – рабочей силы 1200 млн человек сходной с Западом квалификации при средней цене ниже в 10–15 раз, чем на Западе.

И вот вывод с благими пожеланиями: «Пришло время осуществить выбор конкретного, современно-цивилизованного и в то же время национально особенного варианта капиталистического общества, учитывающего тенденции российской истории, ценности и интересы населения страны.

Следовательно, речь идет не об отмене совершившейся приватизации, а о ее легитимации путем ограничения действий собственников социально ориентированными нормами» [303].

Нет, никак не получится капиталистического общества, «учитывающего тенденции российской истории, ценности и интересы населения страны». Придется ломать и традиции истории, и ценности, и интересы населения страны. Хватит ли на это силы?

Поскольку главной стратегической идеей доклада является переход России к постиндустриальной экономике, большое место в нем отведено науке. Этот раздел полон принципиально ошибочных суждений, которые можно объяснить только идеологической заданностью всех тезисов. Авторы пишут: «В 2015–2020 гг. акцент рекомендуется перенести на опережающее развитие конкурентоспособных на мировой арене направлений фундаментальных и поисковых исследований, современных форм организации ИР, инфраструктуры науки на прорывных направлениях».

«Конкурентоспособные» научные направления – термин, приемлемый только в идеологизированной публицистике. Но не будем спорить о терминах, главное, что «успешные» научные направления – это не изюм, который можно выковыривать из булки. Как только они утратят поддержку «заурядных» направлений, вместе с которыми они только и могут существовать, от их «конкурентоспособности» не останется и следа. Такая нечувствительность к сути систем просто поразительна. Точно так же любое научное направление включено в большую познавательную систему, и намерение сосредоточить средства науки «на прорывных направлениях» в лучшем случае наивно.

Вот еще фантастическая сентенция из сферы научной политики: «Отечественная наука продолжает функционировать в рамках традиционной (индустриальной) модели, не отвечающей современным реалиям и характеризующейся доминированием самостоятельных научных организаций, обособленных от вузов и предприятий… Почти ¾ организаций, выполняющих исследования и разработки (ИР), находятся в собственности государства… Наращивание бюджетных расходов на науку не сопровождается адекватным вкладом бизнеса: напротив, доля предпринимательского сектора в финансировании ИР в 2000–2009 гг. сократилась с 33 % до 27 % (в среднем в ОЭСР – 65 %)».

Что значит «отечественная наука не отвечает современным реалиям»? Чьим реалиям она не отвечает – реалиям США, Кувейта или Китая? Отечественная наука России соответствует именно отечественным реалиям – разве может быть иначе? Разумная стратегия как раз и должна предложить образ действий государства, чтобы отечественные реалии изменялись в желаемом направлении, но так, чтобы при этом не гибли системы типа промышленности, культуры или науки.

Сентенция противоречит логике и здравому смыслу. Пусть авторы доклада объяснят, почему отечественная наука должна «функционировать не в рамках традиционной (индустриальной) модели», если отечественная экономика является именно индустриальной, причем в состоянии деградации?

И что станет с ¾ организаций науки, если их собственник – государство – вдруг их бросит? Стратеги предлагают их ликвидировать? Разве частный капитал предлагает этим организациям финансирование, а они отказываются? Россия в 1990-е гг. потеряла отраслевую науку, когда ликвидировали министерства и приватизировали промышленность, – теперь предлагают добить остатки?

В докладе отражены утопические представления об инновации. Там сказано: «Как показывает новейшая экономическая история, порождение инноваций креативным классом происходит относительно независимо от институциональной среды, в рамках организаций и сетей самого разного типа».

Здесь авторы так увлечены своей доктриной, что потеряли чувство меры – как может креативный класс действовать и существовать «независимо от институциональной среды»? В США был проведен большой проект «Hinsight» – подробное описание истории примерно 10 тыс. инноваций, использованных в создании основных современных систем оружия. Подавляющее большинство этих инноваций имело в качестве исходного события наблюдение какой-то аномалии в поведении вещества или хода технологического процесса. Первыми эти аномалии наблюдали рабочие промышленных предприятий, ибо сегодня промышленность – это мегалаборатория с огромным разнообразием типов воздействия на вещество.

Именно в институциональной среде современного предприятия возникает первая цепочка событий инновации, ее действующие лица таковы: «рабочий – инженеры завода – сотрудники промышленной лаборатории – сотрудники лаборатории, ведущей фундаментальные исследования». Наличие этой институциональной среды — необходимое условие для массовой инновационной деятельности, и это условие в России надо восстанавливать или создавать заново, а не уповать на независимость инноваций креативного класса от институциональной среды.

Рассмотрим несколько важных положений социальной политики, по которым в докладе даны рекомендации. Вот первая рекомендация: «Принципиальным условием политики, нацеленной на обеспечение условий устойчивого экономического роста, является отказ от попыток регулирования рынка труда (в частности, с помощью формальных и неформальных препятствий сокращению занятости)».

Авторы предлагают дикий капитализм превратить в мальтузианский. Можно ли представить себе социальное государство, которое «отказалось от попыток регулирования рынка труда»?! Кстати сказать, предлагаемое докладом «сокращение занятости» ударит прежде всего и болезненнее всего именно по «креативному классу», на который возлагаются стратегические надежды.

Если призыв к государству отказаться даже от минимальной функции «полицейского» на рынке труда в докладе подается как «принципиальное условие политики» до 2020 г., то практически исчезают основания для диалога общества с властью. Выполнение этого условия резко усилит и так уже достигшее критического уровня отчуждение населения от государства и легитимность власти. В новый виток кризиса мы уже войдем не просто как расколотое общество, а как общество, расколотое антагонистическими противоречиями.

При этом в докладе проталкивается принятая на неизвестном теневом собрании установка на «замещающую этническую миграцию», на завоз в Россию больших масс иммигрантов – при огромной безработице местного населения почти на всей территории страны. В докладе декларируется такой императив: «Политика повышения иммиграционной привлекательности России, политика привлечения высококвалифицированной и низкоквалифицированной иностранной рабочей силы… необходима разработка долговременной стратегии, направленной на превращение России в страну, комфортную для