к родникам и ручьям, и все же, сохраняя верность своему имени, предпочитала всем этим открытым и откровенным наслаждениям более интровертное и капсулированное блаженство – лежание в ванне.

Жизнь ее представлялась ей цепочкой из ванн и ванных комнат, где она проводила основную часть своего времени. Она и ее братик-любовник Джимми придерживались существования небогатого, но расточительного. Кажется, ни он, ни она не обладали способностью зарабатывать деньги, поэтому вполне пользовались финансовой поддержкой своего отца Жоржа Планктона, благо тот процветал на ниве торговли антиквариатом. В нынешние суровые современные дни любое литературное произведение – тоже антиквариат в своем роде, поэтому не приходится удивляться, что в нашем повествовании то и дело маячат антикварщики, аукционисты, старьевщики, барахольщики и хранители древностей – Сэгам, Коган, Планктон, Гэндальф, Штагензальц… Но Ванна к старинным вещицам не льнула, ей больше нравились отели: старомодные или же новомодные – неважно, лишь бы в номере была ванна, а также просторная ванная комната. Еще в такой комнате встречались мраморные столы на львиных ногах, букеты свежих цветов, зеркала в черно-зеленых рамах, кресла, бронзовые улитки, микрофонтаны, гипсовые дети и черепахи – Ванна не возражала, и глупое словечко «китч» не оскверняло собой ее розовых уст. Китчем можно назвать все, произведенное руками людей, поэтому лучше забыть об этом слове раз и навсегда, если только не наполнять его самым восторженным смыслом.

Впрочем, Ванна Совецкая не чужда была консерватизма: новейшие джакузи с множеством разнообразных струек и подводных течений – к ним она не слишком благоволила, предпочитая ванну в ее классическом воплощении. Во всем остальном она была, несмотря на княжеское свое происхождение, непривередлива и вовсе не капризна: кроме наличия ванн, ее мало заботили иные формы роскоши, одевалась она хоть и элегантно, но однообразно, питалась всегда скудно и просто, к алкоголю и наркотикам проявляла полное равнодушие, никаких амбиций или тщеславно-честолюбивых импульсов никогда не лелеяла, а в сексе целиком и полностью удовлетворялась сплетением со своим единоутробным братом-близнецом Джимми – она не только никогда ему не изменяла, но даже ни одна эротически окрашенная мысль о другом мужчине отродясь не посещала ее прекрасную голову. Нередко предавались они любви, лежа в ваннах, но даже если это случалось в других местах (в спальнях, на верандах, на пляжах, в чахлых сосновых лесах), все равно эта парочка создавала ощущение ванной емкости вокруг своей страсти – ведь это был единоутробный секс, источник коего терялся во внутрителесных пространствах материнского организма, где два влюбленных эмбриона некогда формировались совместно в русле оргазматического становления.

Любовные игры двух эмбрионов впоследствии привели к тому, что Ванна сама превратилась в материнский организм и произвела на свет Тедди, плод инцеста, но любила ли она своего сына так же пылко, как любила брата-любовника Джимми? Нет, пожалуй. Возможно, она вообще не любила Тедди, хотя отчасти им гордилась.

Летом 2013 года Ванне было тридцать, но ни годы, ни роды не внесли искажений в ее безупречную красоту, она выглядела так же, как и выглядела в девятнадцать, а ее и в девятнадцать лет иногда принимали за более взрослую даму, чем она была в действительности, все из-за некоторой величественности и серьезности ее манер и повадок, – теперь же, в тридцать, она казалась сестрой своего сына – настолько ровным младенческим сиянием светилась ее фарфоровая кожа. Зубы ее могли сойти за молочные, в окрестностях глаз не пролегла ни одна, даже микроскопическая, морщинка – и это при том, что она всегда обходилась без каких-либо средств, поддерживающих красоту. Она не обзавелась армией баночек и бутылочек с чудодейственными снадобьями, которые таскают с собой прочие женщины ее возраста, она пренебрегала косметикой.

Она, видимо, любила свое длинное восхитительное тело и часами, лежа в ванной, смотрела на него сквозь зеленую ликующую воду, а вот любила ли она свое лицо – неизвестно, так как никто никогда не видел, чтобы она засматривалась в зеркало. Возможно, Джимми заменял ей зеркало – впрочем, и на него она не засматривалась, хотя обожала братца всеми элементами своей души.

Джимми тоже оставался на вид почти таким же, каким был в девятнадцать лет, но в его случае эта моложавость дополнительно подчеркивалась инфантильным типом поведения, причем инфантилизм его не был напускным: он действительно не вполне повзрослел, что вполне допустимо для актера, пусть даже и не слишком удачливого. Зато он был, согласно общему мнению, да и по сути своей, good pal – славный малый. Все любили его за общительность и развлекательный нрав, но только очень внимательный наблюдатель мог приметить, что с годами речь Джимми становится все более разорванной, сознание – все более рассеянным, а веселость его, не теряя ни грамма искренности, все меньше и меньше связывается с какими-либо веселыми обстоятельствами.

Как-то раз Джимми даже проявил некие проблески рефлексии и сказал Ванне:

– Я становлюсь все менее внимательным и… Внимание не хочет внимать, но… А впрочем, море все равно красивое.

Море действительно было особенно прекрасно в те дни, когда «Белая сова» перемещалась от острова к острову, параллельно путешествуя из позднего лета в раннюю осень.

Наконец-то закончилось жаркое лето 2013 года.

Лето закончилось, но жара не спадала, и плавание «Белой совы» продолжалось. Средиземноморье лучше Средиземья, прежде всего потому, что первое реально, а второе – вымысел. К тому же вымышленное Средиземье заселено всяческой вымышленной мразью, а реальное Средиземноморье заселено настоящими загорелыми людьми, а также животными, рыбами и птицами, которые, наверное, тоже стали бы загорелыми, если б не были окутаны мехом, чешуей, перьями…

На своей яхте «Белая сова» Эснер окутал Совецких нежной заботой – ну и, конечно же, им была предоставлена каюта с превосходной ванной, где Ванна могла часами возлежать в подогретой морской воде, глядя в круглый иллюминатор, где синее небо смыкалось с синим морем. У самого синего моря…

Ванна Совецкая изведала множество ванн – были среди них мраморные, фарфоровые, стальные, гранитные, смальтовые, керамические, даже деревянные – выдолбленные из цельного мореного дуба наподобие модного и просторного корыта. Купель, оказавшаяся в распоряжении очаровательной дамы на яхте «Белая сова», выглядела так, словно бы ее смастерили из папиросной бумаги, – на деле это был тонкий, прочный и весьма легкий пластик: будучи сухой и пустой, эта ванна не весила почти ничего, даже ребенок мог с легкостью переместить ее из одного угла каюты в другой. Когда же ее наполняла вода, бортики ванны слегка изгибались под ее натиском, однако изгибались умеренно, послушно, словно повинуясь заранее определенному сценарию – мы имеем в виду, что в этом изгибе отсутствовало