картины, потому как эта беготня вписывала их в ландшафт Острова Любви, – а впрочем, можно ли провести линию (полупрозрачную линию) между детским эротическим ритуалом сестер Синельниковых (игра в Зеркало) и этими голыми пробежками Ванны и Джимми вдоль длинной картины?

В Неаполе несколько человек покинули яхту, заявив, что дела препятствуют их дальнейшему участию в развлекательном морском путешествии. Зато на «Белую сову» вернулась Рэйчел Марблтон, и не одна – с ней прибыли еще три подружки-англичанки, а также яркая китайская парочка, состоящая из плотно сбитой китаянки лет сорока и разбитного юноши, который своими решительными узкими глазами напоминал всем отчаянного воина из фильма «Крадущийся тигр, затаившийся дракон».

Девушкам, беспечно проводящим время на яхте, сразу же приглянулся молодой китаец, высокий и хорошо скроенный. Всем мгновенно стало известно, что этот юноша – предприимчивый художник, стяжавший раннюю славу на интернациональной арт-сцене, а в наше время интернациональную арт-сцену уважают даже те, кто еще недавно относился к ней с предельной брезгливостью.

Молодой художник так пристально сверлил всех яхтинских дев своим блестящим уверенным взглядом, что не оставалось сомнений в том, что он хочет их всех немедленно, в связи с чем барышням становилось любопытно, в каких отношениях юноша состоит со взрослой невысокой китаянкой, откликавшейся на имя Ши Тао, что означает Горькая Тыква, – об этом значении своего имени китаянка с гордостью сообщала всем желающим это знать.

Вскорости стало ясно, что молодой китаец и взрослая китаянка открыты всем ветрам и даже целеустремленно распахнуты в направлении любых сексуальных контактов как друг с другом, так и с иными возможными людьми. Чжу Бацзе был красив и озабочен, Ши Тао красотой не блистала, зато считала себя знатоком и исследователем сексуальных практик – вскоре в руках тех или иных обитателей яхты стала мелькать ее строго изданная книга под емким названием The Sexual Energy.

Обнаружилось, что плотную китаянку связывают с миром секса не только сладострастные, но и научные интересы. Ши Тао исследовала энергетические воронки, возникающие при одновременном сексе множества людей. Для ее исследований требовались огромные оргии, которые не так уж часто встретишь в современном мире, – она рассказала гостям «Белой совы», что планирует добраться до греческого острова Капдаг: этот остров пребывает в частном владении, информация о нем не так уж широко циркулирует, но знающие личности уверяют, что этот клочок территории, окруженный соленым морем, пользуется репутацией Острова Любви, и там якобы осуществляются самые масштабные распущенные оргии, какие только можно вообразить. На этом острове отдыхающие не ограничивают себя наготой, как в чинной нудистской колонии Бианкур недалеко от Лозанны: на острове, как сдержанно утверждала китаянка, люди используют наготу в качестве униформы любви, и там отпадает потребность в каких-либо иных языках, кроме языка поцелуев и объятий.

Этот рассказ китаянки вызвал бешеный ответный энтузиазм со стороны развлекающейся на борту «Белой совы» молодежи – многие немедленно потребовали, чтобы в программу их морского приватного круиза было включено посещение Острова Любви, – некоторые дамы сгоряча заявили, что если «Белая сова» не бросит якорь у берегов волшебного острова, они будут разочарованы в путешествии, а те прекрасные впечатления, которые уже удалось получить, будут отравлены горчинкой. Шоколадная красотка Нутелла, великолепная и по-своему чрезвычайно нежная порностарлетка, сделалась страстной почитательницей Ши Тао и утверждала, что готова совершить все от нее зависящее, чтобы способствовать научным исследованиям сексуальной энергии.

Сладкая Нутелла влюбилась в Горькую Тыкву. Вообще Горькая Тыква пусть и оказалась женщиной внешне не слишком примечательной, зато вне всякого сомнения обладала харизмой, ее черные глаза всегда излучали внимательный покой, ее эрудиция в избранном вопросе поражала воображение: казалось, она прочитала о сексе все, что о нем было написано, – от древнеиндийских и старокитайских трактатов до новейших изысканий. Конечно, она не ограничивалась теорией, но и практиковала без устали – эта серьезная женщина из Поднебесной серьезно подготовила свои тело и сознание к почти беспрерывным практикам такого рода, она славилась неутомимостью и знанием всевозможных сексуальных техник, и при том что она всегда проявляла абсолютную готовность предоставить свое сильное и плотное тело в качестве инструмента какого угодно и чьего угодно наслаждения, все же она всегда сохраняла некоторую научную и общекитайскую отстраненность. Возникало чувство, что Ши Тао постоянно возбуждена должным образом, но при этом она никогда не распалялась до беспамятства – пикам наслаждения она предпочитала плато радости, то есть ровный уровень битвы, в которой поражение не менее превосходно, чем победа.

Совершенно иным человеком был ее приятель Чжу Бацзе – парень, наделенный бодрым, но не вполне лучезарным характером. Он тоже, как и Ши Тао, славился неутомимостью в сексе, однако до постоянной готовности мастера ему было далеко: он пребывал во власти достаточно нервных и изменчивых настроений, да и в любовных играх не освободился от нервных фиксаций, к разряду коих, безусловно, следует отнести роль человека-свиньи. Собираясь заняться сексом, он неизменно заслонял свое красивое лицо маской поросенка. Возможно, свиньи казались ему невозмутимыми, и он мечтал присвоить себе это качество, скрывая лицо за свиным рыльцем из розового картона, – кто знает?

Внешне он казался стальным слитком, но в душе принадлежал к людям трепета, к тому же не брезговал допингами (что было, по мнению Ши Тао, грубым нарушением сексуальной этики).

То трепала его паранойя, то терзало честолюбие, то случались периоды капризности и безучастности, когда ничто не могло его порадовать, а порой он бывал страшно весел и полон сил, но в таких случаях, увы, не обходилось без химического воздействия.

Чжу вступал в самые хаотические контакты как с женщинами, так и с мужчинами, но извращенность его психосексуального аппарата заключалась в том, что более всего его притягивали люди, к которым он испытывал неприязнь. Увидев на злосчастном ужине в честь Чепменов юную и прекрасную Рэйчел, он возбудился до крайности, но взбудоражила его не красота девушки, а то обстоятельство, что она показалась ему воплощением английской мечтательности, а британскую мечтательность Чжу ненавидел всеми фибрами своей души. Поэтому он обрадовался не на шутку, когда Эстер Фрост позвонила ему и сообщила, что ее близкая подруга Рэйчел (недавно познакомившаяся с Чжу при трагических обстоятельствах) хотела бы вновь повидать его, чтобы задать кое-какие вопросы.

Звонок Эстер застал Чжу в Берлине, где он только что получил превосходную стипендию и просторную студию на целый год.

Чжу как раз рассматривал несколько китайских свитков, которые он приобрел накануне, – настоящие шедевры традиционного искусства: на один из них он собирался блевануть, на второй насрать, третий обоссать, а на четвертый кончить. Затем в изгвазданном виде собирался показать эти