Если и для абсолютной женщины закрыт путь к нравственности,то исходя из этой идеи женщины мы все же не можем признать правильным, чтобымужчина должен предоставить эмпирической женщине всецело и безвозвратноспуститься на самую низкую ступень этой идеи. Eще преступнее будет с егостороны, если он сам толкнет женщину на путь этой идеи. В живой «человеческой»женщине все еще следует теоретически признать наличие «зародыша добра» по терминологииКанта. Это тот последний остаток женского существа, который сообщает женщинесмутное чувство судьбы. Что этот зародыш способен дать какие-нибудь ростки –этого мы теоретически никак не можем безусловно отрицать, хотя бы практическимы никогда не встречались, а, может быть, и не встретимся с таким примером.

Глубочайшая основа и цель вселенной есть добро. Весь мирнаходится под господством нравственной идеи. Даже животные рассматриваются, какфеномены – слон, например, с нравственной стороны оценивается выше, чем змея,хотя убийство другого животного не вменяется им в вину, как лицам. Что касаетсяженщины, то мы сами вменяем ей все ее поступки, и в этом заключаетсятребование, чтобы она стала иной. И если женственность тождественна с безнравственностью,то женщина должна перестать быть женщиной – она должна стать мужчиной.

Правда, здесь следует особенно остерегаться опасностивнешнего подражания, которое всегда еще решительнее возвращает женщину к ееженственности. Надежды на то, что женщина достигнет истинной эмансипации, чтоона приобретет ту свободу, которая является не произволом, а волей – этинадежды, на наш взгляд, весьма ничтожны. Если судить на основании фактовдействительности, то необходимо будет признать, что для женщины открыта двоякаявозможность: лживое перенимание того, что создано мужчиной, то перенимание,которое внушает ей убеждение и веру, что она хочет именно того, чемупротиворечит вся ее, еще не ослабленная, природа, например, бессознательнолживое возмущение по поводу всего безнравственного, как будто сама онанравственна, чувственного, как будто она сама хочет нечувственной любви. Или,открытое признание (Лаура Маргольм), что содержание женщины есть мужчина иребенок, без малейшего сознания того, что собственно этим признается. Какоебесстыдство, какое унижение заключается в подобных словах. Бессознательноелицемерие или циничное отождествление с природным влечением: кроме этого,женщине, по-видимому, ничего иного не дано.

Центр тяжести лежит не в утверждении, не в отвержении, а вотрицании, в одолении женственности. Если бы, например, женщина действительнохотела целомудрия мужчин, то она таким образом победила бы в себе женщину, ибов таком случае половой акт не являлся бы высшей ценностью, а его осуществление– конечной целью. Но в том-то и дело, что мы не можем верить в искренность исерьезность этого желания, хотя бы оно где-нибудь и проявилось. Ибо женщина,которая тре-бует от мужчины целомудрия, уже помимо своих истерическихсклонностей обладает той пустотой и неспособностью к истине, которая не дает ейдаже смутного сознания того, что она таким образом себя отрицает, то онаабсолютно и безвозвратно лишает себя своей ценности, своего существования. Тут,право, затрудняешься определить, кому следует отдать предпочтение: безграничнойли лживости ее, которая способна поднять знамя наиболее чуждого ейаскетического идеала, или бесцеремонному восхищению закоренелым развратником, вобъятия которого бросается женщина.

Так как всякое истинное желание женщины и обоих случаяходинаковым образом направлено на то, чтобы сделать мужчину виновным то в этомименно и заключается основная проблема женского вопроса. В этом смыслепоследний совпадает с общим вопросом человечества.

В одном месте своих сочинений Фридрих Ницше говорит:«Промахнуться в основной проблеме мужчина-женщина, отрицать здесь самыйглубокий антагонизм и необходимость вечно-враждебного напряжения, мечтать здесьо равных правах, равном воспитании, равных притязаниях и обязанностях – вотистинный признак тупоголовости, и мыслитель, который оказался плоским – плоскимв инстинкте! – в этом самом опасном месте, должен считатьсяподозрительным, больше того, пойманным, накрытым. Он, вероятно, является„недалеким“ и во всех прочих основных вопросах жизни, в вопросах будущего. Онникогда не проникает в глубину вещей. У человека же, который отличаетсяглубиной своего духа и своих влечений, найдется и достаточно глубиныдоброжелатетельности, которая способна на строгость и суровость и легко с нимисмешивается. Этот человек будет всегда думать о женщине только по-восточному.Он должен видеть в женщине имущество, собственность, которую можно держать подзамком, он должен понимать ее, как нечто, предназначенное для покорности инаходящее лишь в последней свое завершение, он должен опереться на великийразум Азии, на превосходство Азии в инстинкте, как это некогда сделали греки –эти лучшие наследники и ученики Азии. От Гомера до времен Перикла, по меревозрастания их культуры и мощи они шаг за шагом становились к женщине строже, т.е. восточнее. Как необходимо, как логично, как даже человечески желательно этобыло, да порассудит каждый об этом про себя!»

Индивидуалист мыслит здесь несомненно в социально-этическомдухе. Его теория каст и групп, теория замкнутости разрушает здесь, как эточасто бывает у него, автономию его нравственного учения. Он хочет в интересахобщества, в интересах безмятежного спокойствия мужчин наложить на женщинувластную руку, под которой она не издала бы ни одного звука об эмансипации, невыставила бы того лживого и неискреннего требования свободы, за которую ратуютсовременные феминистки, совершенно не подозревая даже, в чем, собственно,заключается несвобода женщины и где следует искать ее причины. Я привел цитатуиз Ницше не для того, чтобы уличить его в непоследовательности. Я хотелпоказать лишь, насколько проблема человечества неразрывно связана с проблемойженщины, так что одна без другой разрешена быть не может. Найдется, несомненно,человек, которому покажется излишним преувеличением требование, чтобы мужчинауважал женщину ради идей нумена и не пользовался бы ею, как средством дляцелей, лежащих вне ее личности, чтобы он признал за ней одинаковые с ним праваи обязанности (нравственного и духовного самообразования). Но пусть этотчеловек подумает над тем, что он не в состоянии будет разрешить этическуюпроблему для своей собственной личности, если он в женщине будет неизменноотрицать идею человечества, употребляя ее лишь как средство для наслаждений. Вовсяком азиатизме половой акт является той ценой, которую мужчина уплачиваетженщине за ее приниженное состояние. Правда, для женщины очень характерно, чтоза эту плату она готова подчинить себя самому ужасному игу, мужчина же не смеетвступать в подобную сделку, так как таким образом он с нравственной сторонысовершенно обезличивается.

Итак, даже с чисто технической стороны невозможно разрешитьпроблему человечества в применении к одному только мужчине. Даже в том случае,если он хочет искупить только себя, он должен считаться с женщиной, он долженстремиться, чтобы заставить ее отказаться от безнравственных расчетов на него.Женщина должна внутренне, искренне, по доброй воле отвергнуть половой акт. Этоозначает следующее: женщина должна, как таковая, уничтожиться, и если это неслучится, надежда на установление царства Божия на земле совершенно потеряна.Поэтому Пифагор, Платон, христианство (в противоположность еврейству),Тертуллиан, Свифт, Вагнер, Ибсен выступили за освобождение, за искуплениеженщины, не за эмансипацию женщины от мужчины, а за эмансипацию женщины отженщины. В этом обществе легко снести и проклятие Ницше.