– Он что, согласился работать на вас?

– Ну, так уж сразу и согласился… Это фигура крупногокалибра. Ему покорячиться нужно, прийти в равновесие со своей нечистой совестьюи только потом браться за многотрудное дело. Но, судя по всему, канал у нас вкармане. И Лещарик при ведомстве, самый независимый из независимых. Видишь: иовцы сыты, и волки целы.

– Волки всегда целы. Ты за них не переживай. Онупоминал обо мне? – Мне было совершенно все равно, упоминал обо мне Лещ или нет.Я спросила скорее по инерции.

– Нет. Но скорее всего он все понял.

Еще бы не понять, с усталой ненавистью подумала я, всяподноготная, которую знали только два человека (я не сомневалась, что Костиквоспроизвел историю Леща во всех подробностях, которые я выложила емунакануне), кафе, где он хотел найти меня, но нашел совсем других людей…

– Особенно его подкосил моральный аспект, как ты иговорила. У него даже слезы на глазах появились. Но что делать, любишькататься, люби и саночки возить. Я, конечно, успокоил его. Никаких диктатов,только мягкое руководство, и то на время выборов, а фильмы и развлекаловкупусть какие угодно гоняет. И даже «Эммануэль-5» после двенадцати ночи…

– А он что?

– Сказал, что должен подумать. Но сломался, сломался…Решил проиграть красиво. Что ж, любителям красивых жестов мы всегда идемнавстречу. Так что с первым успехом тебя, детка.

– Я пойду, – сказала я, поднимаясь со скамейки. –Устала, знаешь.

– Ладно, ладно, иди отсыпайся. Я позвоню тебе. Тут ещеодно дельце намечается, очень крутое, как раз в твоем возрожденном вкусе…

Я уже не слушала капитана. Поднявшись к себе, я, нераздеваясь, бросилась в кровать и забылась тяжелым сном.

…Разбудил меня настойчивый, как зуммер, телефонный звонок.Не открывая глаз, я нащупала трубку:

– Да, – и только тут сообразила, что звонят не по моемутелефону: его трубка ответила ровным успокаивающим гулом.

Звонил сотовый Леща.

Это мог быть только он.

Я долго смотрела на маленькую опасную коробочку, а потомсунула ее под подушку. Звонки не прекращались, они болью отдавались в моейголове, они требовали, они искушали меня. А почему, собственно, это должен бытьЛещ, трусливо подумала я. Это может быть кто угодно, тот же Андрей, которыйобещал позвонить.

Андрей.

Не выдержав, я достала телефон. И через секунду на том концераздалось тяжелое прерывистое дыхание. Я сразу же узнала его. Я ни с кем немогла его спутать.

– Я знал, что ты отзовешься, – сказал Лещ страннопустым голосом. – Ты не сможешь не отозваться.

– Да, – таким же пустым голосом ответила я. –Здравствуй, милый.

Лещ издал что-то похожее на сдавленный стон.

– Ты уже все знаешь. Ты, знала с самого начала.

– Да, милый…

Мы с Лещом как будто бы находились в огромной пустой сфере,и наши замерзшие слова отскакивали от ее поверхности: ни эмоций, ни страсти, ниненависти, ни отчаяния. Ненужные оболочки наших душ слились в одну, и япочувствовала, что никогда не подходила к Лещу так близко. Возможно, я полюбилабы его… Если бы у меня было чуть-чуть больше времени. Если бы это времяосталось у Леща…

– Я не спрашиваю тебя, зачем ты это сделала.

– Я бы и не смогла ответить.

– Меня интересует только одно: почему к тебе такпривязался мой пес.

– Меня тоже это интересует. И это единственный вопрос, накоторый я не могу получить ответа, милый.

– Все остальное тебе ясно.

– Похоже на то.

– И ты даже знаешь, что я собираюсь сделать? Да. Теперья знала это. Я поняла это, когда услышала его голос. И еще раньше, когда сунулателефон под подушку.

– Да. Я знаю, что ты собираешься сделать. Это лучшийвыход. – Я плыла в безвоздушном пространстве сферы, отдельная от своихсобственных слов и от себя самой, суки, суки, суки… – Это лучший выход. Толькотак можно ускользнуть от них. Им это не понравится, но тебе уже будет всеравно. Ведь правда?

– Похоже на то, Я все потерял. Все бессмысленно.

– Да, милый. – Я была ласкова с Лещом, я даже полюбилаего: через несколько минут он обведет вокруг пальца капитана Лапицкого и сновастанет достойным ускользающим врагом. – Думаю, твой Старик не успеетсоскучиться.

– Ты права. Я совершил ошибку. Совершил уже давно,когда согласился платить и молчать. Я предал себя. Я предал все, что было мнедорого.

– Помнишь мальчика из Кохтла-Ярве, который закрыл тебясобой? – Лещ снова страшно застонал, но я успокоила его:

– Теперь ты ее исправишь.

– Похоже на то. Никто не понимал меня так, как ты…

– Мне жаль, милый…

– Я говорил тебе, что люблю тебя?

– Да.

– Теперь это не имеет значения.

– Какой у тебя пистолет?

– «Беретта», – помолчав, тихо ответил Лещ.

– Серьезное оружие. Разносит голову в куски.

– Я знаю.

– На твоем месте я выбрала бы сердце. У тебя оченькрасивая, очень гордая голова, милый… Очень гордая.

– Ты думаешь?

– Да.

– Так я и поступлю. Прощай, Анна.

– Прощай.

Но он не отключился. Я вытянулась на кровати, прижав трубкук уху, и слушала тишину на том конце: одинокий раздавленный Лещ, сидящий наполу у стола в своем пентхаузе. Он собирался прожить там долго, он дажепригласил модного архитектора из Лос-Анджелеса, он нанял лучших дизайнеров… Ивсе оказалось ненужным – ни спасение собственной жизни, ни преданнаясекретарша, ни работа, ни друзья… Даже собака оставила его… И он наверняка непобрился после бессонной ночи… Самой длинной в его жизни, – сейчас я была вэтом уверена.

…Когда раздался глухой выстрел, я закрыла глаза и сжалависки пальцами: «Прощай, Лещ, Лещарик, Михаил Юрьевич Меньших, телемагнат,отчаянный человек, маленький туберкулезный мальчик… Прощай, и удачи тебе…»

Я не могла подняться весь остаток дня: я так и не нашла всебе мужества отключиться от дома Леща; там царила зловещая тишина, даже егознаменитая телевизионная стена не фонила. Если подождать час, другой, третий,можно будет услышать, как в квартире Леща появятся люди, много людей… Как онибудут осматривать тело господина Меньших и делать заключения о самоубийстве.Хотела бы я видеть лицо капитана Лапицкого.

Тишина на другом конце провода и тишина в моем собственномдоме угнетали меня, и, взяв пульт, я включила телевизор. Бесцельно попрыгав поканалам, я услышала нечто такое, что заставило меня позабыть о Леще.