– Это ваша невеста? – тихо спросила я. Андрейнапряженно кивнул.

– Она очень красивая. – Я отделалась этой фразой, хотявовсе не считала красивой покойную любовь спецназовца: чересчур густые волосы,чересчур волевой подбородок, чересчур резкая линия рта – ни дать ни взятьсоратница по борьбе. Только глаза были хороши – большие и мечтательные, совсемне похожие на камуфляж, в который она облачена.

– Да. Она очень красивая.

Некоторое время мы молчали. Нужно избавиться от чрезмерногоприсутствия мертвой сербиянки, чтобы начать разговор. Кроме фотографий,маленькая комнаты была уставлена самодельными книжными полками: от нечегоделать я пробежалась глазами по корешкам книг и с удивлением обнаружила, чтознакомые буквы не складываются в слова.

Книги не на русском. Ни одной русской книги. Ни единой.

– Странный язык, – я кивнула на книги. – Это ведь нерусские книги.

– Это сербский.

– Вы читаете по-сербски?

– Нет. Немного понимаю, на уровне разговорного языка. Всербском нет ничего трудного. Братья-славяне.

Если ты не читаешь по-сербски, тогда зачем тебе такая прорвакниг, ни одну из которых ты не можешь понять?

– Тогда зачем…

– Это такой пунктик, – по прошествии времени оннаучился относиться к своим слабостям довольно здраво, я это видела. – Каждыйвечер, перед сном, я беру одну из книг и листаю. Пока не усну. Я уже почти всеперелистал.

– А когда они закончатся?

– Начну по новой, – упрямо сказал Андрей. – Это языкженщины, которую я любил. Она понимала его. Она на нем говорила. Я когда вижуэти слова, из которых мало что понимаю, я как будто бы разговариваю с ней.

Я протянула руку и погладила Андрея по щеке, жест вполнеуместный, невинный и сострадательный. Но он произвел на Андрея странноевпечатление: он перехватил мою руку, крепко сжал пальцы (так крепко, что онимоментально заныли) и, не выпуская их, отрывисто сказал:

– Что случилось, Анна?

– Я видела тех, кто тогда избил меня… Тех, кто менямучил. Вы понимаете, Андрей.

– Кто они? – хмуро спросил Андрей.

– Я не знаю… Дело в том, что моя подруга Настя (простименя, Настя!)… Она довольно состоятельная женщина. А со всеми этими страшнымиделами… Словом, я позвонила ей, и она предложила мне снять стресс. У нее оченьспецифические представления о снятии стрессов. И она потащила меня в казино – в«Монте-Кассино», это недалеко от Центрального Дома художника…

Название казино ни о чем не говорило Андрею, я это видела.

– Настя там делает маленькие женские ставки. Так вот,когда Настя выиграла триста долларов – ей сегодня везло – и мы пошли обмениватьфишки на деньги, я увидела этого типа. Вернее – сразу двух. Один такойзаматеревший, груда мяса. А второй тот, кого я приняла за интеллигента. Самоеудивительное, Настя сказала мне, что он владелец казино. Она ведь тамзавсегдатай…

С владельцем казино, участвующим в жестоком избиенииженщины, я, кажется, несколько перегнула палку: ситуация не выглядела правдоподобной.Но я понимала, что несчастный спецназовец верит каждому моему слову, ему и вголову не придет усомниться: он видел меня избитой и раненой, так что здесьпрокола быть не может.

– Я подумала о том, что нужно обратиться в милицию.

– Милиция ни хрена не сделает, – грубо прервал меняАндрей, знакомый с реалиями современной Москвы.

– Не знаю… Но есть еще другое. Если все-таки этому делудали бы ход…

– Никогда бы не дали, – припечатал Андрей, все так жене выпуская моей руки, только теперь его забытая в моих пальцах ладоньвыглядела мягче.

– Но если все-таки… Я все равно не смогла бы пройтичерез этот кошмар дознавания… Я ведь не сказала никому… Я не сказала дажеМихаилу…

Я надолго замолчала. Теперь я скажу самое главное. Самоеглавное, что должно пронять спецназовца до самых потрохов, истерзанныхпоруганной любовью. Нужно только все четко рассчитать.

Я закрыла глаза и прижалась лицом к закаменевшей рукеАндрея. Меня даже начало трясти. Не очень сильно, но именно это отсутствие силыдолжно выдать колоссальное внутреннее напряжение.

– И вам тоже. В тот день я была потрясена вашейисторией, Андрей. Но они – эти люди, которые ворвались ко мне в квартиру,которые избили меня. Они ведь не только били… Они насиловали меня. Все трое.Несколько часов подряд. Это было так страшно… И так хотелось умереть… И теперья увидела двоих из них…

Но Андрей не дал мне договорить. То, что произошло с ним вследующую секунду, повергло меня в шок. Он обхватил голову руками, – как будтоона должна была взорваться, – упал на пол и стал страшно, сухо кричать. Этобыло похоже на припадок эпилепсии: все тело его били судороги, оно изгибалось,и казалось, это будет продолжаться вечно. Я на секунду возненавидела себя зато, что использовала запрещенный прием: я знала историю его возлюбленной итеперь решила зеркально повторить ее, чтобы заставить Андрея защитить меня,чтобы сделать его послушным орудием в моих руках. Но я не учла одного:малейшего упоминания, малейшего намека на сходные обстоятельства достаточно,чтобы его и без того нездоровая психика снова дала сбой. Уже не думая ни о чем,я упала рядом с Андреем на пыльный ковер и крепко прижала его к себе.

Будь ты проклята, Анна. Будь ты проклята.

Будь ты проклята.

Не зная, что делать с судорогами, я начала быстро покрыватьего искаженное лицо поцелуями: сначала быстрыми и нервными, а затем долгими иуспокаивающими:

– Ну что ты, что ты… Ну, успокойся, миленький…Пожалуйста…

И он затих. Он лежал как мертвый, я видела заострившиесячерты его лица, мгновенно постаревшие губы и ставшие тусклыми волосы.

И я заплакала: отчаянно, навзрыд, первый раз так отчаянно итак навзрыд.

Будь ты проклята, Анна. Будь ты проклята. Но уже ничегоневозможно изменить. В этом безостановочном потоке слез утонула единственнаячеловеческая мысль: если бы я знала, что все закончится именно так, я бы отдалаполжизни, только бы не приходить сюда и не устраивать этот страшный спектакльперед полубезумным спецназовцем.

Мои страшные рыдания на время привели Андрея в чувство:теперь уже он крепко прижимал меня к себе, покрывая мое лицо поцелуями. Легкиевначале, они тяжелели, становились невыносимо долгими, но я не мешала ему, японимала, что сейчас он целует свою Марию и просит прошения у нас обеих…

– Мария, – прошептал Андрей, зарывшись губами в моихволосах.

Ну что ж, Мария так Мария, мертво подумала я. Это имя мнетоже бы подошло.

Я ждала. Я не знала, что он предпримет дальше. Если я самаотвечу на его поцелуи – это может оскорбить его. Я закрыла глаза и предоставилаему делать со мной все. Что угодно. Все, что угодно. Так похожее на любовь.