Единственная, которую я смогла бы полюбить.

Смогла бы полюбить, хотя он стоял слишком далеко для того,чтобы я смогла его полюбить. Лучше выбросить все это из головы… А если что-тослучится и он подойдет к тебе – ведь случается все и совпадения бывают нетолько в простреленных головах, – если он подойдет к тебе и ты увидишь вблизи иэти почти сросшиеся брови, и этот подбородок…

Ничего подобного не будет.

И я вдруг остро пожалела о том, что ничего этого не будет.Должно быть, он женат, или гомосексуалист, или замотанный аудиторскимипроверками банкир, или Иисус Христос, заблудившийся среди паствы… Должно быть,у него две любовницы – одна читает в ванной карманное издание Джона Фаулза, адругая обожает красить ногти на ногах малиновым лаком и не расстается скарманным эпилятором. Должно быть, у него есть собака, есть приятели, естьобязательства перед больной артритом матерью. Должно быть, он терпеть не можетводку и курит сигары, отрезая их кончики маленькой гильотинкой… Нет, онвсе-таки женат, и женат совсем недавно, вон какой у него небрежно выбритыйподбородок – должно быть, он бреется на ночь, чтобы не поранить щетиной теложены. Господи ты Боже мой, какие только мысли не приходят в голову бывшейсценаристке!..

Я даже тряхнула отросшими волосами, чтобы сброситьнаваждение. Если сейчас подойдет Серьга, я обязательно спрошу у него, что этоза керубино ди аморс посетил районную юдоль скорби, что он вообще делает здесьи почему я не видела его никогда раньше. Но проклятый Серьга все не шел и нешел, он прилип к гробу, копался у гроба со своими поздними признаниями, всеповторяющийся и повторяющийся рапид.

"Не смотри на него, – попыталась я приказать себе, –ничего хорошего из этого не выйдет, не смотри!"

Вот чертов мариец, его нет только тогда, когда он особеннонужен.

…Когда Серьга вернулся, Атлантида была погребена, Римскаяимперия пала, костры инквизиции затянул слой серого пепла, война между южанамии северянами завершилась, был сочинен регтайм и раскололся пополам либерийскийлайнер “Торри Кэньон”. Но он все-таки вернулся, и я спросила у него:

– Слушай, кто это?..

– В смысле? – Серьга рассеянно посмотрел на меня, ноего помощь уже не была нужна – парень исчез.

– Нет, ничего. – Так и будем считать – ничего… – Пойдемили поедешь в клуб на поминки?

– Нет, – с сожалением сказал Серьга. – В клуб не поеду.Еще нажрусь, дебош устрою, нового управляющего кинжалом проткну. Не поеду винтересах глобальной безопасности. Давай лучше домой забуримся, водки купим ипельменей.

Его необязательный канареечный треп привел меня в чувство –никаких парней, которые стали бы искушать тебя. Напейся водки, и пусть скореенаступит завтрашний день…

И тут я снова увидела его – он шел впереди, в полномодиночестве, но я узнала его со спины. Даже если его разложили бы на множествомозаичных осколков с острыми краями – я все равно узнала бы его.

А узнав – прибавила ходу, почти побежала, проклиная себя замалодушие. Коротконогий маленький Серьга едва поспевал за мной.

– Ну что ты марафоны устраиваешь? – недовольно ворчалон у меня за спиной. – Это же тебе не кубок Франции имени Жоржа Помпиду… Ивообще – воздухом дыши, привыкай к последнему месту прописки каждого человека –может, подходящую норку выберешь.

– Кто это? – снова спросила я Серьгу. – Он был напохоронах.

– Да кого ты все время имеешь в виду?

– Вон тот человек в пальто.

– Да мне-то откуда знать? Сейчас все в пальто ходят ичистят зубы зубной пастой “Аквафреш”.

Парень неожиданно остановился и начал счищать грязь и мокрыйснег с ботинок тонкой щепочкой. Когда мы поравнялись с ним и прошли мимо, онвдруг окликнул Серьгу:

– Сергей!

Серьга обернулся, прищурившись, – на узнавание ушлонесколько секунд.

– А-а… Привет, Дан.

Дан, Дан, Дан – звенело в моей голове: я вдруг вспомнилаколокольчики в квартире Сирина – вот они бы никогда так не звенели. Это оченьживой звук, который может родиться только в горле птицы – Дан, Дан, Дан…

– С похорон валишь? – задал Серьга совсем ужнеобязательный вопрос.

– Да. Заехал попрощаться.

– Зашибись история. До сих пор в толк взять не могу,чего это Вовка так пошутить решил.

– Ты не представил нас, – мягко сказал Дан. Голос,который берет тебя голыми руками; голос, чуть треснувший в сердцевине.

– Это Ева, – сказал Серьга тоном конезаводчика,похлопывающего по крупу жеребую кобылицу. – Правофланговая в ряду поклонницВольдемара. А это Данила. Дан.

Дан внимательно смотрел на меня – вблизи он был точно такимже, каким я представляла его себе, только подбородок оказался нежнее.

– Вы на машине?

– Да нет, – с достоинством ответил Серьга. – Всеприцениваемся.

Проклятое “мы”, он может подумать все, что угодно!..

– Могу подбросить.

– Нам на “Пражскую”, – сказал Се??ьга, и я похолодела:“Пражская” – не ближний свет, он может отказаться или из вежливости подвезти кближайшему метро, ничего не сказав по дороге…

– Хорошо. Я довезу.

…У Дана оказался джип – почти такой же, как у Алены. Тотсамый джип, который утонул в болотах под Питером, неужели все повторится снова?

– Слушай, у тебя вроде другая тачка была? – удивилсяСерьга.

– Угнали. Пришлось новую купить.

– А ты все богатеешь, гад! В то время как творческиеработники сухари грызут и напитком “Байкал” их запивают.

– Ну, я тоже в некотором роде творческий работник. Наего руке не было обручального кольца, но это может ровным счетом ничего незначить.

Когда мы садились в машину, кто-то окликнул Дана, онизвинился и отошел.

– Кто это? – спросила я Серьгу, наблюдая, как Дан очем-то разговаривает с тучным владельцем шикарного “Мерседеса” – его я видела вклубе несколько раз.

– Что, запала? – Серьга снисходительно улыбнулся. – Иправильно сделала. Нормальный мужик, ему не хочется дать в морду даже по пьянойлавочке.

– В клубе я его не видела. Он что, тумановскийприятель? – Все правильно, все безжалостно правильно, любой из знакомыхВолодьки может оказаться тем, кого я ищу… Серьга, миленький, пожалуйста,успокой меня!

– Ну какой приятель! Он вообще ни с сиськами, ни сляжками не связан. По-моему, у него крупная компьютерная фирма. Может, и ещечто-то есть, не знаю.

– Тогда почему он приехал? – Я продолжала допрос поинерции, я хотела получить ответы на все вопросы. А теперь руку на Библию –правду, правду и ничего, кроме правды…