Свирский был отличный мужик и коллега. К тому же он с детства не умел долго дуться и всегда первым старался замириться с обидчиком. Особенно, это очень ярко проявилось потом в школе, где большей частью школьников это воспринималось как слабость. Подростки не знают жалости и сострадания. Поэтому иногда приходилось доказывать, что доброта и слабость – две большие разницы…

Антон по привычке откинулся на спинку стула, сцепив поднятые руки на затылке и улыбнулся. Вспомнилось, как он, и его приятель по жизни Гришка Кошкин – всезнайка и баламут, и ещё пять восьмилетних пацанов с его дома, тайком отправились записываться в секцию бокса, которая находилась в Лужниках. Главное – рядом с домом.

Через год Шелестов уверенно держался на ринге. К тому времени в секции они остались с Гришкой вдвоём, остальные пацаны перестали заниматься, ссылаясь на разные причины. Ещё через год – первые ощутимые победы в соревнованиях. Антон боли не боялся, обязательные в этом спорте синяки и шишки сносил без соплей и слёз. Ещё год спустя и Кошкин покинул секцию, занявшись книжными спекуляциями, поменяв место в ринге на «точку» у магазина «Букинист» на Ленинском проспекте. Затем Антон увлёкся самбо. Скоро с ним уже боялись связываться даже старшеклассники. Он стал спокойным и уравновешенным, первым не задирался, но и спуску задирам не давал, и младших по возрасту не обижал. Конфликты старался избегать, если приходилось в выходные дни с компанией отдыхать в Нескучном саду или Парке Культуры им. Горького. Однако твёрдо уяснил себе, исходя из опыта: бей первым, если видишь, что драки не избежать…

Очнувшись от воспоминаний Шелестов начал заполнять необходимые документы.

Дмитрий Марвин, по прозвищу «Бульдозер».

Интересующий Антона дом представлял собой стандартную унылую пятиэтажку, перед которой располагалась детская площадка. На улице было темно, редко возникали и тут же исчезали унылые серые фигурки припозднившихся прохожих, редкие горбатые фонари городского освещения тускло указывали им путь домой. Рядом стояла школа №9, на четвёртом этаже горел красный огонёк сигнализации: кабинет НВП73.

Шелестов посмотрел на часы: ровно час ночи. Улица Новаторов, проходила через «землю» погибшего Жени Малышева и была самая крайняя и самая криминогенная в составе территории 96 отделения милиции. Она плавно переходила в улицу Обручева. Сплошные проходные дворы, почти полное отсутствие освещения, не раз вынуждало руководство отделения официально обращаться к руководителям разных уровней Октябрьского района, с обоснованной просьбой навести порядок. Однако, как говориться: «а воз и ныне там»!

Отделенческий «УАЗ», поскрипывая колесами на снегу, медленно проехал по улице Новаторов и въехал на территорию школы.

– Глуши мотор, осмотримся! – Антон приоткрыл дверь машины.

На улице легкомысленно и весело гулял ветер, кружа в воздухе мелкую белую пыль. Вытянув руку, Шелестов несколько раз безуспешно попытался схватить ее рукой. Одна попытка удалась, но раскрыв кулак, на ладони осталось лишь несколько капель влаги. Тучи мрачно нависали над городом настолько низко, что казалось, что до них можно дотянуться рукой. Лобовое стекло остывающего «УАЗа» медленно, но верно, покрывалось тонким слоем льда.

Стояла холодная тишина.

Хлопнув дверями машины, опера вышли на мороз. Колючий ветер моментально обжог лица. Боря Гудков, и Сергей Булкин с фонарем выдвинулись из – за угла школы в направлении нужного дома. Шелестов, накрыв голову капюшоном «аляски» потрусил за ними.

– Вот этот подъезд! Второй этаж, – Сергей остановился у дверей. В кого в это раз сыграем? В почтальона или водопроводчика?

– В электрика! – весело заржал Гудков.

– В электрика? – переспросил Сергей, подозрительно посматривая то Антона, то на Бориса.

– В электрика, подтвердил Шелестов.

Опера осторожно поднялись на второй этаж. Гудков приложил ухо к двери.

– Телевизор работает.

Дверь пришлось изучать в свете фонаря Сергея – лампочка на этаже не горела.

Судя по количеству звонков, прибитых к наличнику, в коммуналке было три комнаты. Стандарт для этого рабочего района.

Антон и Гудков встали перед дверью. За ними Булкин.

– Отлично! Серега! Вон щиток с пробками в стене, открой дверцы и выверни восьмую квартиру, – скомандовал Шелестов.

– Нашел, – отозвался Булкин. – Выворачиваю!

– Час ночи. Ни туда, ни сюда, спят не все! – подумал Шелестов.

Антон уверенно надавил кнопочку под табличкой «Марвины». Внутри квартиры была тишина. Телевизор замолчал. От жильцов – никакой реакции.

– Боря, твой выход! – он уступил дорогу другу.

Стук здоровенным кулаком в дверь вспорол темноту. В квартире обозначалось движение: где-то в глубине скрипнули полы, послышался шорох открываемой двери. В коридоре мужской голос отчётливо произнёс: «Что за чёрт! Где свет! Эти е… ные пробки за… бали в конец! Звякнули ключи и дверь открылась.

– Кто? – рявкнул лысый мужичок, подслеповато рассматривая незнакомых гостей.

Имя каждого из сотрудников уголовного розыска, кто изобретает новый способ быстро, тихо и без крови войти в нужный адрес, должно быть занесено в книгу почёта МВД навечно!

– Электрики мы из ДЭЗа! – громко подал голос Булкин. – Опять вы жучки на пробки поставили, а? Весь дом отключился! Сколько можно говорить, чтобы не ставили! – наседал на растерянного мужика в черных ситцевых трусах Сергей!

– Вася! Кто там? – раздался писклявый женский голос из ближайшей комнаты, дверь в которую была чуть приоткрыта.

– Маша, не волнуйся, пробки в доме перегорели, вот электрики и пришли.

– Тихо! – Гудков, показав удостоверение, мощным плечом аккуратно оттеснил внутрь квартиры полуголого мужика, и приложил к своим губам палец. – Тихо, милиция! Где комната Марвиных?

– Мужичок затрясся и сдавленно произнёс: это налёт?

– Какой налёт, дядя, мы из милиции, вот удостоверение, видишь? – Гудков сделал страшное лицо.

Остальные просочились следом. Хозяин прислонился к стенке коридора.

– Нет! Я без очков…

– Тихо! – угрожающе повторил Борис и показал пистолет. – Уголовный розыск. Дима где, мать твою?

– У себя, спит! – мужичок был здорово напуган, и старался по – быстрее заползти в свою комнату, осторожно двигаясь по направлению к ней вдоль стены. Было очевидно, что он ничего не понимает в происходящем.

– Где его комната?

– Последняя.

– Пошли с нами!

Опера гуськом двинулись по темному коридору, боясь налететь на тумбочки, столики, велосипеды. Сергей осторожно освещал дорогу. Шелестов считал двери и прислушивался. Вот вторая. Тишина. Вот третья! Все замерли.

Изнутри послышался кашель.

– Спит, злодей? – подумалось Антону. – Боря, давай!

Гудков подтащил к искомой двери упирающегося ичка.

– Стучи!

– Зачем?

– Стучи, говорю, мать твою! – свистящим шёпотом прямо ему в ухо прошипел Гудков.

– Мужичок вжал голову в плечи, и осторожно постучал костяшками пальцев в дверь.

Щёлкнул замок, дверь открылась, и на пороге возник рослый парень в майке с длинным рукавом и плавках.

– Э, сосед! Что случилось? – он щурился от пучка света, направленного ему прямо в глаза Сергеем и закрывал лицо ладонями рук.

Гудков незаметно просочился ему за спину.

– Дмитрий Марвин?

– Да, а чё?

– Милиция. Поедешь снами.

– Да? А зачем? – лицо парня оставалось невозмутимым.

Раз! И мускулистые руки Марвина сковали наручники. Гудков и Булкин профессионально сработали на «пять»!

– Серега, вверни пробки обратно, Борис, разберись с понятыми и сделай осмотр комнаты.

Из первой комнаты выплыла дородная дама в цветастом халате и тапочках на босу ногу.

– Вася, Васечка! Какие электрики в два часа ночи? Ты же никому не звонил!

До своего отделения доехали быстро. Стиснутый на заднем сиденье операми Марвин молчал. Закрыв голову скованными руками, закрыв глаза и сжав зубы, он что-то бормотал про себя. Его не интересовало задержание, он ничего не спрашивал и ничего не просил.

Шелестов сидел у себя в кабинете и разглядывал скованного наручниками Дмитрия Марвина, плотного, коротко стриженным парня. Из справки, лежащей у Антона на столе, было видно, Дмитрий рос в нормальной семье, в квартире на Комсомольском проспекте. Выбранная его родителями школа была со спортивным уклоном, поэтому с шести лет Марвин начал заниматься боксом. Был чемпионом МАДИ74, потом чемпионом района. Институт не окончил, поскольку с третьего курса начал заниматься ночным разбоем и теперь уже удары отрабатывал на потерпевших. Схема «работы» у Дмитрия была проста и жестока. Всегда