Он слишком хорошо понимал, что этот вдох станет последним.

Мышцы окаменели от жгучей боли. Боль прожгла нервы его челюсти, спустилась к рукам и дальше по спине.

Все происходило слишком быстро, выходило из-под контроля. Он чувствовал, что задыхается, но не мог втянуть в себя воздух.

Время все сильнее растягивалось, пока окончательно не утратило смысл. Постепенно мучительная боль становилась все более далекой, словно отступала в глубь сознания, уступая место темноте, которая все быстрее обволакивала его.

Ричарду казалось, будто он пытается сдержать натиск ночи, но та наваливалась всем своим неимоверным весом.

В какой-то миг ощущение боли исчезло. Показалось, что это совсем не важно.

Но вместо боли пришло нечто гораздо хуже: безрассудная паника, вызванная ощущением, что он ускользает из мира живых.

Все происходило слишком быстро.

Ричард почувствовал леденящий ужас, когда в полной мере осознал, что умирает, почувствовал окончательность происходящего и в отчаянии попробовал ухватиться за тоненькую нить жизни, какая у него оставалась: свет и образы, вспыхивающие в сознании. Он видел знакомых людей и места, в которых побывал. Цвета были четкими, яркими и настоящими. Он услышал далекий смех. Его собственный детский смех: он хохотал, убегая от Зедда. Дед, смеясь, гнался за Ричардом.

Но главным во всем этом оставалась Кэлен. Перед ним вспыхивали видения: вот она, сияя, с любовью смотрит на него, улыбается той особенной улыбкой, которую дарила лишь своему мужу.

Когда и этот образ померк, разум погрузился в сгущающуюся тьму, тяжелую, густую и ни на что не похожую.

Ричард ощутил запах серы.

Здесь не было ни верха, ни низа. Не было границ – лишь черная пустота.

Он сосредоточился на том, что должен сделать и зачем.

Эта неодолимая потребность заменила в нем все.

В вечной тьме он должен был найти ту единственную, кого любил больше жизни. Отыскать свою вторую половинку.

Проникнувшись этой мыслью о том, что Кэлен была избранной, той единственной, кого он любил, любил так, как могут любить друг друга лишь родственные души, Ричард ощутил след света в этой вечной тьме. Впрочем, это был свет не в том смысле, как светит солнце.

Это было своего рода духовное свечение, какого можно было бы ожидать от добрых духов. Казалось, оно повсюду и нигде. Это было ощущение присутствия души.

Ричард понял, что нашел ту самую душу.

Ему показалось, что свет начинает терять обособленность, но затем он понял – ему лишь почудилось. Скорее, он шел по следу, оставленному хорошо знакомой душой, и теперь двигался по тропинке, проложенной ею в бесконечную тьму.

Он понимал, что в действительности видит светящуюся линию магических способностей, идущую изнутри Благодати.

А потом заметил сияние ее духа – тот двигался вперед, все дальше, спускаясь все ниже.

Это смутило его. Что-то было не так. Казалось неправильным, что путь спиралью уходил вниз.

И тут он увидел их.

Демонов.

Таких темных, что они сливались с вечным мраком. Они и были воплощенная тьма – так ночной камень темнее самой густой черноты. И все же Ричард их видел, видел кривляющиеся, кувыркающиеся, тянущие вниз силуэты.

Эти темные твари, облепив душу Кэлен, утаскивали ее еще ниже, в темные глубины вечности, где смогут подавить дух и навсегда укрыть его от света; даже сейчас они приглушили сияние духа, и Ричард видел лишь его светящийся след.

В его сторону повернулось скопище поблескивающих черных клыков. Со зловещей и плавной грациозностью демоны широко расправили крылья.

Не пытаясь скрыться, Ричард использовал ярость меча и кинулся на них. Он словно прыгнул со скалы и падал в безграничном пространстве – даже не пространстве, просто в черной пустоте, – удаляясь от света. Душа Кэлен тускнела, будто задыхалась под тяжестью обхвативших ее и тащивших вниз черных крыльев.

Ричард пронзил это сплетение темных крыльев и проник к Кэлен, обнял ее, слился с душой жены, чтобы совершить задуманное.

Тогда, на одно восхитительное мгновение, его душа слилась со своей половинкой, и они сделались единым целым.

Он знал, что это краткое, особенное единение, когда они оказались во тьме одни и вместе, будет длиться для него – для них обоих – целую вечность.

По сути, в подземном мире не существовало времени. Ричард понимал, что в этот краткий миг, когда они соединились, у него есть вечность, чтобы сделать все необходимое, тогда как в мире живых не пройдет и секунды.

Время здесь принадлежало ему.

Осуществив все, что задумал, он собрал всю свою волю и оставил Кэлен, пронесся мимо демонов, убегая от них и рассчитывая на их неуправляемую всепоглощающую потребность хищника гнаться за добычей. Жаждущие заполучить его душу, уносящуюся от них, темные твари рванули сквозь тьму за Ричардом.

Он мчался прочь, а демоны догоняли. Во тьме поблескивали черные клыки: твари зарычали и бросились на него, жаждущие забрать его душу. Ричард позволил когтям впиться в него, все глубже, чтобы существа смогли притянуть и в конце концов обернуть его черными крыльями, пленив. Он же тем временем подпитывал свои силы яростью, отвлекая гончих от души Кэлен и сосредоточивая их гнев и внимание на себе.

А потом когти вцепились в него мертвой хваткой, крылья закрыли его целиком, и темные твари потащили Ричарда вниз, утягивая все глубже, подавляя свет его души.

Но, погнавшись за ним, темные твари упустили дух Кэлен, ее душу.

За тот бесконечный миг, который Ричард провел с ее душой, он достиг своей цели.

Дал ей возможность выжить.

Внезапно освобожденный от тяжести темных демонов, свет ее сущности, ее дух, душа, принадлежащая третьему царству – часть обоих миров, слитых воедино, – и потому все еще содержащая в себе тянущую вверх искру жизни, начала подниматься, все быстрее и выше, покидая вечную тьму.

Ричард увидел, как, уносясь вверх, к жизни, она простерла светящиеся руки, стараясь дотянуться до него. Она пыталась коснуться его, притянуть, забрать с собой, но уже не могла, ведь она поднималась, а он тонул под тяжестью демонов, заключивших его в плотный кокон из чернильно-черных крыльев.

Последнее, что увидел Ричард, – меркнущую вспышку во тьме высоко над собой, а потом она исчезла.

Он вдруг остался наедине с темными тварями, в бесконечной черноте, под мертвым грузом забвения, где нет ничего и где даже его душа рано или поздно окажется раздавленной тяжестью тьмы и прекратит существование.

Последнее, о чем подумал Ричард, – хорошо, что он спас Кэлен от такой участи, подарил ей жизнь, сделал то, о чем всегда говорил, что сделает это с охотой, – пожертвовал собой ради нее.