Они взяли в гараже грузовик и направились в лес. По пути заехали в маленькую деревушку — нанять нескольких местных, чтобы те расчищали им путь в джунглях и показывали дорогу.

Деревня была очень бедной. Глиняные хижины, ни электричества, ни проточной воды. Проулки утопали в грязи, пахло там отвратительно. Кругом кишели мухи. Люди в грязной одежде были неприветливы. Женщины прикрывали лица, сопливые дети были одеты в тряпье.

Вскоре один из американцев в грузовике сказал: «Здесь воняет». Другой поддержал его: «Они живут, как животные». И в заключение молодой авиатехник добавил: «Да, жить им незачем, они уже почти мертвы».

Что тут скажешь? В их словах была доля истины.

Но тут заговорил старый сержант. Он был молчуном и высказывался нечасто. Если бы не военная форма, его, наверное, можно было принять за одного из суровых деревенских мужчин. Он взглянул на авиатехника и сказал: «Ты думаешь, им незачем жить, да? Ну, если ты так уверен, почему бы тебе не взять нож, не слезть с грузовика и не пойти убить одного из них?»

В грузовике повисло гробовое молчание…

Сержант продолжил: «Я тоже не знаю, почему они так цепляются за жизнь. Может, из-за своих сопливых детей или этих женщин в шароварах. Но, как бы то ни было, они ценят свою жизнь и жизни тех, кого любят, так же, как и американцы. И если мы не перестанем говорить о них гадости, они вышвырнут нас из своей страны!»

Какой-то солдат спросил, что мы, благополучные американцы, можем сделать, чтобы показать, что мы уважаем крестьян как равных, несмотря на их нищету. Сержант, не задумываясь, ответил: «Не будьте трусами, слезьте с грузовика, погрузитесь по колено в грязь и овечий навоз. Наберитесь смелости и пройдите по деревне с улыбкой на лице. И когда увидите самого страшного и вонючего крестьянина, сумейте посмотреть ему в глаза и дать понять, что вы знаете, что этот человек страдает так же, как вы, и надеется так же, как вы, и, как и все мы, хочет лучшего для своих детей. Или так, или мы проиграем».

Там, где раньше армии пришлось бы пробивать себе дорогу к укрытиям боевиков, по пути убивая и изгоняя гражданских десятками тысяч и сровняв с землей города и деревни беспорядочным артиллерийским огнем и бомбовыми ударами, чтобы достать нескольких вражеских бойцов, теперь дроны направляют единственную ракету в дом, в котором засели боевики. Да, иногда такие удары наносятся ошибочно, но по любым историческим меркам уровень потерь среди гражданских снизился кардинально.

Эта тенденция зашла так далеко и мы так легко приняли ее за должное, что единственная шальная ракета, убившая в феврале 2010 г. десять мирных жителей в Афганистане, стала сенсационной новостью. Тем не менее эта ужасная трагедия стала исключением на фоне в целом низкого уровня вреда, нанесенного мирным жителям в ходе крупнейшего военного наступления за все восемь лет вооруженного конфликта. И даже эти десять смертей заставили американского командующего войсками принести глубокие извинения президенту Афганистана, а для мировых СМИ этот случай стал главной новостью всей этой военной кампании. Дело не в том, что убийство десяти гражданских «нормально», а в том, что в любой войне прошлого, всего несколько лет назад, такой эпизод вряд ли вообще привлек бы чье-то внимание. Масштабная гибель мирного населения считалась необходимым и неизбежным, хоть и безрадостным, побочным продуктом войны. То, что мы входим в эпоху, когда такие допущения больше не релевантны, — это и вправду хорошая новость[667].