осторожный, герцог принял меры безопасности: улицы района были оцеплены, в Отеле и вокруг него разместились вооруженные люди. Сам Иоанн спал в "комнате, крепкой каменной башни", которая только что была построена "силами многих рабочих". Возникает вопрос, кого же так опасался герцог Иоанн несмотря на поддержку парижан и бездействие принцев? Конечно, не королевской юстиции (Большого Совета, Палаты пэров, Парламента), которая не могла действовать без приказа против столь знатной персоны. И уж тем более не самого Карла VI, который с января был невменяем.

Фактически только один человек в правительстве был настолько тесно связан с герцогом Орлеанским, что дрожал от страха при появлении герцога Бургундского: королева. Только ей могла прийти в голову мысль отомстить или избавиться от Иоанна. Чего только не сделаешь, когда сильно боишься? Королева была в ужасе. Укрывшись в королевском Отеле в ночь на день Святого Климента, она вызвала в Париж своего зятя, совсем еще юного герцога Бретонского, с отрядом грозных бретонцев. Ее брат Людвиг Баварский не отходил от нее ни на шаг. Но ни бретонцы, ни королева ничего не предприняли, и герцогу Бургундскому потребовалась неделя, чтобы подготовиться к торжественному заседанию, на котором должно было быть представлено его Оправдание.

Заседание 8 марта 1408 года

В назначенный день, в четверг 8 марта, Иоанн Бургундский покинул Отель Артуа и отправился в Отель Сен-Поль, где должно было состояться заседание. С ним было много знатных людей: родственники, союзники, рыцари, "несколько знатных баронов Франции и его страны". Увидев сеньоров из Фландрии, Нидерландов, Бургундии и других стран, таких как герцог Лотарингский, кардинал Барский, граф Клевский, граф Монский, и даже граф Пентьевр, противник герцога Бретонского, парижане могли убедиться в солидной и многочисленной поддержке, на которую могла рассчитывать бургундская партия.  Проезжая по улицам верхом на коне, герцог Иоанн приветствовал собравшихся парижан, которые из окон и с порогов домов кричали: "Молим Бога, чтобы он помог монсеньору герцогу осуществить его справедливое и истинное намерение".

Так под возгласы толпы Иоанн прибыл в Отель Сен-Поль. Все входы в Большой зал были закрыты, кроме одного, через которое приглашенные входили один за другим, проходя соответствующую проверку. Последним вошел герцог, одетый в бархатную мантию, усыпанную сусальным золотом, под которой, когда он поднимал руку, была видна кольчуга.

Иоанн Бургундский сразу же направился к месту, где сидели лилейные принцы, чтобы "сделать реверанс" в их сторону. Больной король отсутствовал. Справа от незанятого королевского трона сидели его старший сын, десятилетний Людовик, герцог Гиеньский, затем король Сицилии, престарелый герцог Барский, зять Карла V, и его сын кардинал Барский. Слева находились герцог Беррийский, рядом с которым юный Дофин усадил герцога Бургундского, герцог Бретонский, Жан де Бар де Пюизе и граф Алансонский. В задней части зала расположились представители Университета во главе с ректором и знатные парижане. По обеим сторонам зала находились галереи. В левой, расположились, оратор мэтр Жан Пти, канцлер и советники герцога Бургундского, а также главные сеньоры бургундского двора. В правой — парижский прево, руководивший расследованием убийства герцога Орлеанского, старый канцлер Франции Арно де Корби и члены Парламента и Большого Совета. С одной стороны — слуги герцога Бургундского, с другой — монархии. Лицом к лицу — государство и герцогство. А судьи? В качестве них выступали лилейные принцы, дворяне, Университет и город Париж. Окинув взглядом зал, можно было насладиться политической драмой того времени.

Жан Пти и Апология тираноубийства

Жан Пти, доктор теологии Парижского Университета, выступил в десять часов вечера со своей знаменитой четырехчасовой речью Оправдание герцога Бургундского, вошедшей в историю как Апология тираноубийства. Сорокапятилетний Жан Пти был родом из Нормандии. Он проживал в Collège du trésorier, одном из заведений, предназначенных для преподавателей и студентов из Нормандии. Погруженный в мир Университета, ученый человек, обладавший соответствующими дипломами, он давил на своих оппонентов авторитетом докторской степени и без колебаний называл "безмозглым"… видевшим "только переплеты и застежки книг" всякого, кто осмеливался ему возражать. Словом, он был типичным представителем тогдашнего парижского интеллектуального мира. Во всех диспутах того времени он всегда поддерживал сильнейшую сторону и господствующее мнение: за всенародное почитание Непорочного Зачатия, критикуемое тогда утонченными испанскими доминиканцами; за светских ученых, парижан, пикардийцев, нормандцев, твердо стоявших за многовековые традиции, против представителей нищенствующих монашеских орденов, преподававших Бог знает какие новшества, да еще бесплатно; ну и разумеется против церковного раскола…

Несомненно, именно его яростная позиция против авиньонского Папы привлекла внимание Филиппа Смелого. Пти уже давно пользовался покровительством и пенсией от герцога Бургундского. Но он не был простым представителем Иоанна Бесстрашного. Он был своего рода знаменитостью. Неоднократно в Париже, Авиньоне, перед королевским двором и Парламентом он произносил зажигательные речи, в которых жестоко бичевал личность Бенедикта XIII, его налоговую систему, коррумпированный суд, и бросал патетические призывы в защиту Церкви Франции и ее древних свобод.

Таков был богослов, привнесший в бургундское дело свои знания и репутацию. Его длинная речь была построена на силлогизме. Законно и достойно предать смерти того, кто является настоящим тираном, изменником, виновным в оскорбление величества. Герцог Орлеанский был изменником и настоящим тираном. Следовательно, герцог Бургундский совершил законный и достойный уважения поступок, убив герцога Орлеанского.

Речь Пти была образом академического диспут. Она была искусно разделена на четыре статьи, причем во второй статье приведены три примера, в четвертой — восемь истин, в третьей — двенадцать причин, а в завершении — девять следствий. Примеры были взяты из Библии, сочинений Отцов Церкви и других древних и современных трудов. И все для того, чтобы прийти к выводу: "Любой подданный, без приказа, может убить предателя и тирана. Это не только законно, но и почетно и достойно".

Апология насилия и убийства в государственных делах, оправдание политического покушения, если оно совершается ради правого дела, — такова странная доктрина, которую Жан Пти утверждал с авторитетом доктора теологического факультета.

Несомненно, что он не думал о будущем и не представлял себе гибельных последствий своего выступления. Правда, люди, убившие Иоанна Бесстрашного на мосту Монтеро в 1419 году, не беспокоились о какой-либо доктрине. Но годы и годы спустя Жана Пти по-прежнему цитировали для оправдания преступлений Религиозных войн. А после убийства Генриха IV, в день казни Равайяка, Парижский Парламент счел нужным приказать теологическому факультету Университета осудить "вредоносные и дьявольские измышления" и "странные и подстрекательские доктрины", содержащиеся в предложениях Жана Пти.

Но ученый, выступавший в 1408 году, был слишком недальновиден, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме текущих событий. Концовка его речи наглядно демонстрировала это своими прозрачными аллюзиями: хорошо, если тиран будет убит, лучше, если его убьет родственник короля, и еще лучше герцог, чем граф. Что касается тирана, то это тот, кто вызывал демонов, кто травил короля, кто под предлогом развлечения пытался его сжечь, тот, кто препятствовал объединению Церкви, кто повышал налоги и присваивал королевские доходы…

Таким образом, речь Пти являлась настоящим обвинительным актом против Людовика Орлеанского. Покойный герцог был виновен в измене. Он хотел захватить корону