и убить короля. Он использовал колдовство, чтобы вызвать болезнь своего брата. Он пытался отравить короля и Дофина, сжечь Карла на Балу объятых пламенем, похитить королеву и ее детей и увезти их из Франции в Люксембург. Он изменял и двурушничал в делах с Англией, как и в деле по преодолению церковного раскола. Он виновен в хаосе, устроенном его солдатами, в налоговых поборах и растрате государственных средств.

Следовательно, монсеньора Бургундского нельзя ни в чем упрекать, напротив, король должен наделить его, почетом и богатством, любить его еще больше, чем прежде, а его верность и добрая слава должны быть проповеданы по всему королевству и за его пределами.

В течение четырех часов аудитория, не дрогнув, внимали оратору. Только юный Дофин, слушавший с восторженным вниманием, не мог поверить своим ушам. Наклонившись к своему верному камергеру Шарлю де Савуази, он спросил его, "не о моем ли дяде Орлеанском, который хотел убить монсеньора короля, идет речь".

После того как герцог Бургундский в свою очередь произнес речь и "признался", что убийство это его рук дело, все разошлись по домам.

На следующий день король, снова пришедший в себя, вручил Иоанну Бесстрашному собственноручно подписанное помилование. Герцог Орлеанский был мертв и проиграл. После долгих лет борьбы победу одержал герцог Бургундский.

Глава XXIII.

Людовик Нелюбимый

Объясняет ли личность Людовика соперничество между двумя принцами, доведшее герцога Бургундского до убийства? Объясняет ли она смертельную ненависть к нему Парижского Университета, достаточно сильную, чтобы теолог мог оправдывать преступление? А враждебность парижан, которые не смогли скрыть своей радости при известии о смерти Людовика? Разгадать тайны личности скрытые глубиной веков — задача не из легких, а в случае с Людовиком Орлеанским это еще сложнее, поскольку суждения о нем слишком противоречивы: был ли он блестящим принцем, покровителем искусства и литературы, каким его запомнила история? Был ли он порочным и жадным развратником, честолюбцем, который хотел отобрать корону и жизнь у своего брата, как считали многие его современники?

На протяжении столетия французские историки, следуя по стопам Мишле, обласкивали герцога Орлеанского. Как националисты, они видела в нем жертву бургундских предателей, которые несколькими годами позже отдадут страну врагу, подписав "позорный договор в Труа". Они видели в нем отца графа Жана Дюнуа, доблестного бастарда Орлеанского, сподвижника Жанны д'Арк, дядю Людовика XII, "отца народа", и двоюродного деда Франциска I, "короля-рыцаря", родоначальника череды королей из Ангулемского дома. Не был ли и Генрих IV его потомком? Классические историки превозносили герцога Орлеанского за то, что он привнес во Францию итальянское влияние и стал предвестником Ренессанса, и даже ценили старомодную поэзию Карла Орлеанского, старшего сына Людовика, долго пробывшего в плену у англичан. Наконец, будучи сугубо рационалистами, они с презрением отвергали выдвинутые против него обвинения в колдовстве.

Это была настоящая реабилитация. Однако свидетельства современников не оставили о принце столь лестного представления. У него были сторонники и друзья, и даже апологет в лице Кристины Пизанской, был защитник — аббат де Серизи, осмелившийся ответить на речь Жана Пти. Но наряду с этим существовали и резкие суждения о Людовике и признаки его непопулярности в обществе. Можно ли на основании таких противоречивых источников определить, каким представлялся Людовик Орлеанский своим друзьям, врагам и нейтральным людям?

Противоречивые портреты

Секретарь Парламента, человек не чуждый гуманистической культуре и обладавший трезвым умом, сделав запись о смерти Людовика, добавил, что принц был "очень хитер и умен, но довольно развратен". За десять лет до этого два собутыльника, сетуя на беды своего времени и невменяемость короля, говорили, что "монсеньор Орлеанский молод, любит играть в кости и тискать шлюх".

Людовику было тридцать три года, когда Кристина Пизанская нарисовала его портрет в Книге о деяниях и добрых нравах мудрого короля Карла V (Le Livre des fais et bonners meurs du sage roy Charles V). Людовик, как и положено, обладал всеми достоинствами идеального принца, но обладал ими по-своему. Он был набожен, но Кристина добавила, что богослужения он посещал только в церкви целестинцев. Он был учтив и "любезен", но при этом обладал интеллектуальными качествами зрелого ученого человека, у него были "прекрасная речь" и "чудесная память". Принц был "мудр с юности", добросердечен, не верил в то зло, которое слышал о других, но, прежде всего, ему "не было дела до женских прелестей".

В то же время парижский памфлетист, написавший Истинный сон (Songe véritable), обвинил Людовика в пороках, достаточных для того, чтобы пожелать ему жариться в аду, да не просто так: пятьдесят дьяволиц более ста раз в день будут плавить у него во рту кипящее золото, они истерзают его своими "прелестями", переспав с ним ночью, повесят на каждый его палец по четыреста свинцовых игральных костей весом более ста ливров и в конце-концов "заставят его плясать на огне". В Париже не забыли и о Бале объятых пламенем, который также занимал видное место в речи Жана Пти.

Для магистра Парижского Университета герцог Орлеанский был развратником, который по ночам пил, играл в кости и спал с "беспутными женщинами", а днем притворялся благочестивым. Если он и ходил каждый день в церковь целестинцев, то только для того, чтобы встретиться с "лживым лицемером" Филиппом де Мезьером и вместе с ним замышлять "погибель" короля". Для этого Людовик, с помощью своей жены Валентины, использовал заклинания и яды. Его "вдохновляли" тесть Джан Галеаццо Висконти и ломбардцы, которых он принял к себе на службу. В делах с Англией, как и в делах церковного раскола, он всегда вел двойную игру. Наконец, его алчность привела к тому, что он стал взимать с народа "непосильные налоги".

В противовес этому мрачному портрету Монах из Сен-Дени, после смерти Людовика рассказывал о достоинствах принца, его красоте и, среди многочисленных природных дарований, о совершенном красноречии, превосходящем красноречие самых знаменитых ораторов и магистров "почтенного Парижского Университета". Однако тот же Монах из Сен-Дени не скрывал, что Людовик предавался "многим порокам", но это были всего лишь пороки молодости.

Странная молодежь

Женщины, азартные игры, магия… Несомненно, Людовик Орлеанский вел веселую и разгульную жизнь, соответствующую моде своего времени. Его лучшие друзья этого не скрывали. В балладе Эсташа Дешана говорится о пирушке, устроенной принцем и его компанией молодых весельчаков в замке Буасси. Они ели, пили, кричали и разбивали бокалы: "Вино сделало из них буйных студентов". Старшее умудренное жизненным опытом поколение с неодобрением смотрело на выходки этой "странной молодежи", и в конце концов Жана Жувенеля попросили прочитать принцу нотацию. Ловкий молодой судья сделал это в "непринужденной манере", да так, что принц воспринял урок лучше, чем если бы он исходил от его дядей. Более того, "он был достаточно хитер и мудр для своего возраста", чтобы "притвориться благочестивым".

Игромания

Людовик Орлеанский был заядлым игроком и играл в азартные игры по-крупному.