Мельхиор Платов заслуженно пользовался репутацией человека с разветвленной эрудицией, Штагензальца читал, но японского языка не знал, поэтому думал, что Тасуэ лепечет вслух не описания буфетов, а перечни заслуг первопращура. Как-то раз он спросил ее о статуэтке, на что Тасуэ уклончиво ответила:

– Здесь так много людей, и мы так плотно общаемся с ними – это заставляет вспомнить о Духе Одиночества и с почтением совершить этому Духу некоторые скромные и бедные подношения.

Да, одиноким на «Белой сове» оставался разве что белоснежный Штагензальц, окруженный скромными и бедными подношениями в виде засохших водорослей.

Что за литературное произведение задумала написать эта стайка? Вначале Эсти Фрост призналась Зое, что ей известно о грандиозном замысле романа о Майкле Джексоне, романа чрезвычайно сложного и выдержанного в духе Пруста, которым Зоя вскорости собирается порадовать мир. Зоя (она же Джейн, она же Оз, но ни Зоя, ни Джейн, ни Оз не собирались ничем радовать мир) не отрекалась от своей спонтанной лжи. Она признала, что у нее имеются подобные замыслы, однако сообщила, что до сих пор не написала ни строчки. Эсти неожиданно предложила писать сообща (она влюбилась в Зою, как пить дать) и привлечь к этому делу Рэйчел, о которой Эсти восторженно заявляла, что Рэйч – это истая и истовая Вирджиния Вулф. Зоя задумалась.

Она находилась на перепутье. К этому моменту она уже убила нескольких людей, которые при жизни Майкла Джексона издевались над ним, клеветали, шантажировали, лжесвидетельствовали и иными способами отравляли жизнь танцующего святого. Ее жажда мести была удовлетворена, но главное оставалось впереди – следовало найти и уничтожить убийцу или убийц Майкла Джексона.

Здесь она столкнулась с более сложной задачей. Ранее она действовала как киллер – пусть бескорыстный и виртуозный, но всего лишь киллер. Она убивала по списку, вина приговоренных к смерти была доказана, и у нее уже не возникало сомнений в заслуженности того наказания, которое приносила ее разящая рука.

Однако вопрос о том, кто на самом деле убил Майкла Джексона, – этот вопрос нельзя было считать решенным. Чем больше Зоя узнавала об обстоятельствах гибели Майкла, тем больше сомнений терзало ее сердце. Она была слишком умна, чтобы поверить в виновность подставных лиц, – здесь дело рисовалось темное, многогранное: кто-то выстроил целую цепочку людей и обстоятельств, чтобы отравить короля поп-музыки.

Зоя проявила по жизни способности киллера-виртуоза, но сейчас, прежде мщения, следовало обнаружить иные таланты – таланты мисс Марпл. Зоя четко знала о себе, что этими талантами она не обладает. Она не верила в дедуктивный метод. Может быть, ее подружка-англичанка Рэйч скрывает в себе сияющую мисс Марпл? Зоя знала, что Рэйч ведет тайное расследование гибели Чепменов. Но Зоя не верила в дедуктивный метод. Она искренне любила Рэйчел, но ей казалась смехотворной мысль, что та сможет пролить хотя бы каплю света на гибель близнецов. И все же она возлагала на Рэйч кое-какие надежды. Поэтому и согласилась на морское путешествие.

Обдумывая это дело, лежа нагишом под палящим солнцем Средиземноморья, при том что колючие брызги орошали ее спину (яхта шла полным ходом), лежа под жадными взглядами вальяжных самцов и самок, Зоя постепенно приходила к выводу, что Рэйч и Эсти, пусть и не с помощью дедукции, но все же могут помочь ей найти убийцу Майкла Джексона.

Эти англичанки могли пригодиться Зое, и именно в силу своего фанатичного влечения к словесности. Зоя периодами увлеченно читала, но писать не помышляла – никогда идея заняться таким делом не взбредала ей в голову. Тем не менее она обладала большим опытом устного литературного творчества, если иметь в виду бесчисленные импровизированные истории о короле по имени Кай Неприкаянный, о северной стране, погрязшей в холодном море, о стране, состоящей из лесов и островов, где белели древние шарообразные храмы, – все эти фантазии, которыми они обменивались с ее сестрой-отражением, когда они лежали на узком солнечном балконе, откуда открывался вид на взлетающие самолеты.

Эти устные новеллы были захватывающими, как леденцы. Зоя понимала, что литература – это нечто вроде спиритического сеанса: вызывание духов. Ей требовались спириты (точнее, спиритки), чтобы вызвать образ живого мертвеца из глубины ее собственной души. Она не верила в дедуктивный метод, не верила в сопоставление фактов. Она знала, что образ убийцы скрывается в ее сознании, даже если она никогда не видела его физическими очами. Но она знает его. Она уже знает и чувствует его на любом расстоянии. Каждое его движение отбрасывает тень на извилины ее мозга.

Нужно только выманить этот образ на поверхность, выудить из глубин – для этой задачи литературная практика вполне могла пригодиться. Поэтому Зоя согласилась диктовать Эсти и Рэйч некоторые прозаические фрагменты, над которыми эксцентричные и логоцентричные лондонские феи собирались впоследствии всласть потрудиться, чтобы пропитать эти обрывки Зоиных фантазмов теми эссенциями английского языка, которые юные британки успели синтезировать в своих домашних лабораториях.

К тому же эти литературные погружения действительно могли использоваться как воздушный забор, ограждающий девушек от оргиастического вихря, буйствующего на «Белой сове». Рэйчел созерцала этот вихрь неодобрительно и в сексе строго придерживалась Сэгама, любя при этом исключительно Эсти и Зою. Тасуэ Киноби нравилось смотреть на оргии, но спала она только с Мельхиором. Остальные девушки из «стайки», как отчасти правильно заметила Мардж Блум, готовы были «пойти на хитрость, чтобы скрыть свою скованность». Впрочем, это вряд ли относилось к Зое Синельниковой – после Тедди Совецкого она, наверное, была наименее сексуально озабоченным человеком на яхте. Для Зои не составляло труда вступить в сексуальный контакт с кем угодно – она возбуждалась, испытывала оргазм, но отчего-то не слишком ценила эти переживания и быстро о них забывала. Секс никогда не становился ее целью, лишь средством, и, по сути, она была к нему равнодушна. Возможно, подобное безразличие нередко можно встретить среди людей, практикующих убийства.

В ее жизни все зависело от внутренних решений. Если бы она вознамерилась дать отдых своему мозгу и глубинно расслабиться, отдавшись на волю оздоровляющих телесных практик, тогда она, возможно, с удовольствием вплелась бы в оргиастический узор, но сейчас у нее была другая задача – ей надлежало пробудить внутреннее зрение, чтобы ее мозговое зеркало смогло отразить образ убийцы.

При этом Зоя не собиралась признаваться своим английским подругам, зачем на самом деле она согласилась на эту литературную игру, – она поддерживала образ начинающей писательницы, слегка легкомысленной и пока не написавшей ни строчки, но все же целеустремленной. Она также