Он полетел домой, умылся, причесался, вычистил платье,оделся и отправился к госпоже Хохлаковой. Увы, «план» его был тут. Он решилсязанять три тысячи у этой дамы. И главное, у него вдруг, как-то внезапно,явилась необыкновенная уверенность, что она ему не откажет. Может быть,подивятся тому, что если была такая уверенность, то почему же он заранее непошел сюда, так сказать в свое общество, а направился к Самсонову, человекусклада чужого, с которым он даже и не знал, как говорить. Но дело в том, что сХохлаковой он в последний месяц совсем почти раззнакомился, да и прежде знакомбыл мало и, сверх того, очень знал, что и сама она его терпеть не может. Этадама возненавидела его с самого начала просто за то, что он жених КатериныИвановны, тогда как ей почему-то вдруг захотелось, чтобы Катерина Ивановна егобросила и вышла замуж за «милого, рыцарски образованного Ивана Федоровича, укоторого такие прекрасные манеры». Манеры же Мити она ненавидела. Митя дажесмеялся над ней и раз как-то выразился про нее, что эта дама «настолько жива иразвязна, насколько необразованна». И вот давеча утром, на телеге, его озариласамая яркая мысль: «Да если уж она так не хочет, чтоб я женился на КатеринеИвановне, и не хочет до такой степени (он знал, что почти до истерики), топочему бы ей отказать мне теперь в этих трех тысячах, именно для того, чтоб яна эти деньги мог, оставив Катю, укатить навеки отсюдова? Эти избалованныевысшие дамы, если уж захотят чего до капризу, то уж ничего не щадят, чтобывышло по-ихнему. Она же к тому так богата», – рассуждал Митя. Что же касаетсясобственно до «плана», то было все то же самое, что и прежде, то естьпредложение прав своих на Чермашню, но уже не с коммерческою целью, как вчераСамсонову, не прельщая эту даму, как вчера Самсонова, возможностью стяпатьвместо трех тысяч куш вдвое, тысяч в шесть или семь, а просто как благороднуюгарантию за долг. Развивая эту новую свою мысль, Митя доходил до восторга, нотак с ним и всегда случалось при всех его начинаниях, при всех его внезапныхрешениях. Всякой новой мысли своей он отдавался до страсти. Тем не менее когдаступил на крыльцо дома госпожи Хохлаковой, вдруг почувствовал на спине своей ознобужаса: в эту только секунду он сознал вполне и уже математически ясно, что тутведь последняя уже надежда его, что дальше уже ничего не остается в мире, еслитут оборвется, «разве зарезать и ограбить кого-нибудь из-за трех тысяч, а болееничего…». Было часов семь с половиною, когда он позвонил в колокольчик.

Сначала дело как бы улыбнулось: только что он доложился, егототчас же приняли с необыкновенною быстротой. «Точно ведь ждала меня», –мелькнуло в уме Мити, а затем вдруг, только что ввели его в гостиную, почтивбежала хозяйка и прямо объявила ему, что ждала его…

– Ждала, ждала! Ведь я не могла даже и думать, что вы ко мнепридете, согласитесь сами, и, однако, я вас ждала, подивитесь моему инстинкту,Дмитрий Федорович, я все утро была уверена, что вы сегодня придете.

– Это действительно, сударыня, удивительно, – произнес Митя,мешковато усаживаясь, – но… я пришел по чрезвычайно важному делу… наиважнейшемуиз важнейших, для меня то есть, сударыня, для меня одного, и спешу…

– Знаю, что по наиважнейшему делу, Дмитрий Федорович, тут непредчувствия какие-нибудь, не ретроградные поползновения на чудеса (слышали простарца Зосиму?), тут, тут математика: вы не могли не прийти, после того какпроизошло все это с Катериной Ивановной, вы не могли, не могли, это математика.

– Реализм действительной жизни, сударыня, вот что это такое!Но позвольте, однако ж, изложить…

– Именно реализм, Дмитрий Федорович. Я теперь вся зареализм, я слишком проучена насчет чудес. Вы слышали, что помер старец Зосима?

– Нет, сударыня, в первый раз слышу, – удивился немногоМитя.

В уме его мелькнул образ Алеши.

– Сегодня в ночь, и представьте себе…

– Сударыня, – прервал Митя, – я представляю себе только то,что я в отчаяннейшем положении и что если вы мне не поможете, то всепровалится, и я провалюсь первый. Простите за тривиальность выражения, но я вжару, я в горячке…

– Знаю, знаю, что вы в горячке, все знаю, вы и не можетебыть в другом состоянии духа, и что бы вы ни сказали, я все знаю наперед. Ядавно взяла вашу судьбу в соображение, Дмитрий Федорович, я слежу за нею иизучаю ее… О, поверьте, что я опытный душевный доктор, Дмитрий Федорович.

– Сударыня, если вы опытный доктор, то я зато опытныйбольной, – слюбезничал через силу Митя, – и предчувствую, что если вы уж такследите за судьбой моею, то и поможете ей в ее гибели, но для этого позвольтемне наконец изложить пред вами тот план, с которым я рискнул явиться… и то,чего от вас ожидаю… Я пришел, сударыня…

– Не излагайте, это второстепенность. А насчет помощи, я непервому вам помогаю, Дмитрий Федорович. Вы, вероятно, слышали о моей кузинеБельмесовой, ее муж погибал, провалился, как вы характерно выразились, ДмитрийФедорович, и что же, я указала ему на коннозаводство, и он теперь процветает.Вы имеете понятие о коннозаводстве, Дмитрий Федорович?

– Ни малейшего, сударыня, – ох, сударыня, ни малейшего! –вскричал в нервном нетерпении Митя и даже поднялся было с места. – Я толькоумоляю вас, сударыня, меня выслушать, дайте мне только две минуты свободногоразговора, чтоб я мог сперва изложить вам все, весь проект, с которым пришел. Ктому же мне нужно время, я ужасно спешу!.. – прокричал истерически Митя,почувствовав, что она сейчас опять начнет говорить, и в надежде перекричать ее.– Я пришел в отчаянии… в последней степени отчаяния, чтобы просить у вас взаймыденег три тысячи, взаймы, но под верный, под вернейший залог, сударыня, подвернейшее обеспечение! Позвольте только изложить…

– Это вы все потом, потом! – замахала на него рукой в своюочередь госпожа Хохлакова, – да и все, что бы вы ни сказали, я знаю всенаперед, я уже говорила вам это. Вы просите какой-то суммы, вам нужны тритысячи, но я вам дам больше, безмерно больше, я вас спасу. Дмитрий Федорович,но надо, чтобы вы меня послушались!

Митя так и прянул опять с места.

– Сударыня, неужто вы так добры! – вскричал он счрезвычайным чувством. – Господи, вы спасли меня. Вы спасаете человека,сударыня, от насильственной смерти, от пистолета… Вечная благодарность моя…

– Я вам дам бесконечно, бесконечно больше, чем три тысячи! –прокричала госпожа Хохлакова, с сияющею улыбкой смотря на восторг Мити.

– Бесконечно? Но столько и не надо. Необходимы только этироковые для меня три тысячи, а я со своей стороны пришел гарантировать вам этусумму с бесконечною благодарностью и предлагаю вам план, который…

– Довольно, Дмитрий Федорович, сказано и сделано, – отрезалагоспожа Хохлакова с целомудренным торжеством благодетельницы. – Я обещала васспасти и спасу. Я вас спасу, как и Бельмесова. Что думаете вы о золотыхприисках, Дмитрий Федорович?