слога, сопоставляла данные, преобразовывала их в визуальные символы, заносила на стандартные перфокарты и, наконец, в зависимости от содержания сортировала перфокарты по соответствующим лоткам. Заточенные в креслах особой конструкции, намертво пристегнутые к сиденьям и жестким высоким спинкам, скованные скобами стальных зажимов по рукам и ногам, опутанные пучками кабелей, идиоты не умолкали сутками напролет. Все их физиологические нужды удовлетворялись автоматически, а нужд духовных у них попросту не имелось. По сути, растения, овощи, они то бормотали, то ненадолго погружались в дремоту – из этого и состояла вся их жизнь. Туманные, путаные мысли провидцев терялись во мраке…

…но не во мраке дня нынешнего. Троица захлебывающихся невнятными речами, брызжущих слюной созданий с головами чудовищной величины и иссохшими тельцами прозревала грядущее, а счетно-аналитическая электроника, внимавшая их изречениям, аккуратно записывала болтовню идиотов, наделенных пророческим даром, до единого звука.

Очевидно, Уитвера это зрелище потрясло до глубины души: впервые на памяти Эндертона легкомысленная самоуверенность исчезла с его лица без следа, уступив место смятению, стыду пополам с отвращением.

– Картина не… не из приятных, – с запинкой пробормотал он. – Я и не думал, что они так…

Снова замявшись, он неопределенно взмахнул руками в поисках подходящего выражения.

– Так… уродливы.

– Уродливы и слабоумны. Недоразвиты, – подтвердил Эндертон. – Особенно вон та девица. Вообще-то «Донне» сорок пять, но выглядит она, как видите, лет от силы на десять. Их дар поглощает все: экстрасенсорные шишки сводят на нет баланс лобных долей… однако нам-то что за забота? Пророчествуют исправно, нужные сведения поставляют. Сами, конечно, не понимают ни черта, но понимать – это уже дело наше.

Притихший, подавленный увиденным, Уитвер подошел к аналитическим счетным машинам и вынул из ближайшего лотка стопку перфокарт.

– А здесь – всплывающие имена? – спросил он.

Эндертон, сдвинув брови, забрал у него перфокарты.

– Очевидно, да. Я еще не имел возможности ознакомиться с этой порцией, – с плохо скрываемым раздражением пояснил он.

Тем временем аналитическая машина выплюнула в лоток свежую перфокарту. Уитвер уставился на нее, точно завороженный. За первой картой с вращающихся дисков соскользнула вторая, третья – казалось, машина запросто даст фору любому крупье-банкомету из казино.

– Должно быть, ваши провидцы заглядывают в будущее довольно-таки далеко! – воскликнул Уитвер.

– Отнюдь. Их возможности крайне ограничены, – возразил Эндертон. – Неделя, максимум две… при этом львиная доля их сведений для нас бесполезна – просто не наша епархия. Такое мы передаем профильным службам, а они, в свою очередь, шлют интересные данные нам. Бесценные «обезьянки» имеются в подвалах каждого более-менее значимого ведомства.

Уитвер встревоженно, недоумевающе заморгал.

– «Обезьянки»?.. А-а, да, понимаю. Не вижу зла, не слышу зла, и так далее. Весьма забавно.

– Весьма метко, – поправил его Эндертон, машинально собирая с лотка свежие перфокарты, исторгнутые вращающимися дисками. – Часть этих сведений будет отвергнута вовсе. Большинство остальных касаются мелких правонарушений – краж, уклонения от уплаты налогов, словесных оскорблений, вымогательства и так далее. Как вам, безусловно, известно, прекриминальная методика снизила количество тяжких уголовных преступлений на девяносто девять целых и восемь десятых процента. С настоящим убийством или государственной изменой мы сталкиваемся крайне редко: в конце концов, преступник ведь понимает, что отправится в концентрационный лагерь за неделю до того, как получит шанс совершить преступление.

– А давно ли вам в последний раз доводилось столкнуться с настоящим убийством? – поинтересовался Уитвер.

– Пять лет назад, – с нескрываемой гордостью в голосе ответил Эндертон.

– Как же это произошло?

– Преступник сумел уйти от наших групп задержания. Мы знали его по имени и, мало этого, располагали всеми сведениями о преступлении, включая имя жертвы, точное время и место задуманного акта насилия, но… ему, несмотря ни на что, удалось добиться своего. В конце концов, мы тоже не всесильны, – пожав плечами, признал Эндертон и принялся с треском тасовать стопу перфокарт, – но большинство за шиворот ухватить успеваем.

– Одно-единственное убийство в течение пяти лет! – восхитился Уитвер, постепенно пришедший в себя. – Впечатляющая статистика… есть чем гордиться!

– Я и горжусь, – негромко откликнулся Эндертон. – Над этой идеей я начал работать тридцать лет назад – в те давние дни, когда корыстные шкурники думали только о быстром разбойничьем обогащении на биржевой игре. Я же сумел отыскать провидцам достойное применение. Разглядеть их колоссальную ценность для общества.

С этим он небрежно сунул стопу перфокарт подчиненному, Уолли Пейджу, заведующему «обезьянником».

– Взгляните, что тут для нас интересного, – распорядился он. – Судите сами.

Пейдж, подхватив перфокарты, удалился.

– Однако… это ж какая ответственность, а? – задумчиво протянул Уитвер.

– Немалая, – подтвердил Эндертон. – Стоит упустить одного преступника, как пять лет назад, и гибель жертвы – человеческая жизнь – ложится на нашу совесть. В ответе за граждан одни только мы. Оступимся, и кто-либо умрет, а ведь доверие людей – материя крайне хрупкая, – с горечью закончил он, сдернув с лотка еще три свежие перфокарты.

– А не возникало ли у вас искушения… – Уитвер вновь ненадолго замялся. – Ну, то есть некоторые из тех, кого вы берете под стражу, наверняка предлагают вам немалые суммы…

– Взятки преступникам не помогут. Копии всех этих карточек направляются в генеральный штаб Вооруженных Сил, а там данные сверяют, подбивают итог – словом, могут присматривать за нами когда и сколько угодно, – пояснил Эндертон, мельком взглянув на верхнюю перфокарту. – Так что, если даже кому-то из нас захочется…

Внезапно осекшись, он поджал губы.

– Что с вами? – охваченный любопытством, заинтересовался Уитвер.

Эндертон аккуратно сложил перфокарту вдвое и спрятал в карман.

– Нет, ничего, – пробормотал он. – Совершенно ничего особенного.

Его резкий тон заставил Уитвера залиться румянцем.

– Похоже, я вам всерьез не по нраву, – заметил он.

– Так и есть, – признался Эндертон. – Не по нраву. Однако…

Он просто не мог поверить, что молодой человек пробудил в нем настолько сильную неприязнь. Такого не могло, никак не могло быть. Нет, тут явно что-то неладно…

Ошеломленный, Эндертон с великим трудом одолел сумбур, воцарившийся в голове.

На перфокарте, в первой же строке, отведенной уличенным и выявленным будущим убийцам, значилось его – его собственное имя! Согласно узорам кодовой перфорации, он, Джон Э. Эндертон, комиссар Прекрима, намеревался убить человека, причем в течение ближайшей недели…

Однако Эндертон не верил в это ни на секунду. Кому, как не ему самому, лучше знать, что у него на уме?

II

Выйдя в приемную, Эндертон обнаружил там, за разговором с Пейджем, свою молодую, стройную, весьма привлекательную супругу Лизу. Увлеченная жаркой, оживленной дискуссией о политике, Лиза взглянула на мужа в сопровождении Уитвера разве что мельком.

– Хелло, дорогая, – приветствовал ее Эндертон.

Уитвер промолчал, однако при виде темноволосой дамы в элегантном полицейском мундире его светло-голубые глаза заблестели чуть ярче прежнего. Сейчас Лиза занимала в Прекриме