– Да, и сработало бы ничуть не хуже, если бы она сразупередала мне все это по телефону.

– Так мне больше по вкусу. Так безопаснее. А потом, нужно жетебе хоть иногда вылезать из своего кабинета.

– Вот я и вылез. И не я один – со мной еще трое.

– Слушай, Тарранс, пусть будет по-моему, о’кей? Головой-торискую я, а не ты.

– Хорошо, хорошо. На чем это ты сюда подъехал?

– Взял “форд” напрокат. Аккуратная штучка, а?

– Что же случилось с пижонским “БМВ”?

– Насекомые замучили. Просто некуда деться от “жучков”. Былв субботу вечером в Нэшвилле, оставил его там с ключами внутри у торговогоцентра. Ну кто-то и позаимствовал. По секрету, я очень люблю петь, но у менятакой ужасный голос. Получив права, я пел, только сидя за рулем, в полномодиночестве. А когда в машине завелись “жучки”, сам понимаешь, я началстесняться. Пение стало меня утомлять.

Тарранс не смог сдержать улыбку.

– Это по-настоящему хорошо, Макдир. Действительно хорошо.

– Видел бы ты лицо Оливера Ламберта, когда я сегодня утромвошел в его кабинет с полицейским рапортом в руках. Он начал заикаться имямлить что-то про то, как искренне ему жаль. Я показал ему, что тоже весьмаогорчен. Страховка возместит потери, так что старина Оливер пообещал мне новый,не хуже. Затем он сказал, что пока фирма хочет арендовать для меня машину, начто я ответил, что уже сделал это сам. Прямо там же, в Нэшвилле, вечером. Этоему не понравилось, поскольку он знал: эта – без “жучков”. Он тут же снимаеттрубку и при мне звонит представителю компании, торгующей “БМВ”. Спрашивает,какой цвет я предпочитаю. Я отвечаю, что черный мне надоел, пусть будет лучшебургунди, цвета старого вина. А салон обит оливковой кожей. Вчера я самспециально ездил в их демонстрационный зал: ни одной модели цвета бургунди уних нет. Он сказал в трубку, что мне требуется, и выслушал их ответ. Может,все-таки черный, спросил меня, может, темно-синий, или серый, или красный,белый? Нет, говорю я ему, нет. Только бургунди. В таком случае, им придется егозаказать, объясняет он мне. Ну что ж, отвечаю, отлично. Тогда он кладет трубкуи спрашивает, неужели мне на самом деле хочется именно бургунди. Бургунди,подтверждаю я. Он начал было спорить, но тут же осознал, насколько глупо этовыглядит со стороны. Таким образом, я впервые за десять месяцев получилвозможность петь в собственной машине.

– Но “форд”, Митч! Для успевшего стать модным в нашемгородке юриста! А как же гордость?

– С этим я как-нибудь справлюсь. Тарранс продолжалулыбаться, явно все еще находясь под впечатлением от услышанного.

– Интересно, что будут делать эти парни-перекупщики, когдаони покопаются в твоем “БМВ” и обнаружат в нем всю его интересную начинку?

– Может, сдадут его в лавку, где торгуют какими-нибудьграммофонами. Сколько подобная аппаратура может стоить?

– Наши ребята говорят, что у тебя стояла самая лучшая, этоот десяти до пятнадцати тысяч. Точно я не знаю. Прямо смех!

Громко разговаривая, по коридору прошли две санитарки, шагиих стихли за поворотом, и опять наступила тишина. Эклин вновь с усердиемнакручивал телефонный диск.

– Как дела у Толара? – задал новый вопрос Тарранс.

– Великолепно. Когда у меня случится удар, надеюсь, что будучувствовать себя так же, как он. Он пробудет здесь несколько дней, а потом –двухмесячный отпуск. Ничего серьезного.

– Ты можешь попасть в его кабинет?

– С какой стати? Все, что там можно было сделать, я сделал.

Тарранс чуть подался вперед, всем видом давая понять, чтождет другого ответа.

– Нет. Я не могу попасть в его кабинет, – раздельно сказалМитч. – Они поменяли все замки на третьем и на четвертом этаже. И в подвале.

– Откуда ты это знаешь?

– Моя служащая, Тарранс, моя сотрудница. На прошлой неделеей удалось побывать в каждом кабинете фирмы, включая и подвальное помещение.Она проверила каждую дверь, подергала за ручку каждый ящик, заглянула в каждыйшкаф. Прочитала почту, посмотрела кое-какие папки, порылась в мусоре. Мусоратам немного. В здании установлены десять машинок для уничтожения документов, ичетыре из них – в подвале. Вам это было известно?

Тарранс впитывал в себя каждое слово, на лице его не дрогнулни один мускул.

– Как она…

– Не спрашивай, Тарранс, я все равно не отвечу тебе.

– Она там работает! Секретарша или что-то в этом роде! Онапомогает тебе изнутри.

С показным сочувствием Митч покачал головой.

– Браво, Тарранс, блестяще. Сегодня она звонила тебе дважды.Первый раз в два пятнадцать, второй – примерно через час. Скажи мне, какимобразом секретарша умудрилась два раза позвонить в ФБР с перерывом в один час?

– Может, она сегодня не работает? Может, она звонила издому?

– Ты ошибаешься, Тарранс, и прекрати задавать вопросы. Ненужно напрасно тратить на нее свое время. Она работает на меня и поможет мнедоставить по адресу интересующий вас товар.

– Что находится в подвале?

– Довольно большое помещение, разделенное перегородками надвенадцать комнатушек, в которых стоят двенадцать заваленных письменных столови сотни стеллажей с папками. Стеллажи закрываются на ключ и оборудованысигнализацией. Мне кажется, что это командный пункт всей деятельности поотмыванию денег. На стенах этих комнатушек она заметила названия и телефонныеномера нескольких десятков банков в регионе Карибского моря. На виду там почтинет никакой информации – они весьма осторожны. Чуть в стороне от других находитсянебольшая комната со множеством хитрых запоров, набитая компьютерами размеромпобольше холодильника.

– Похоже, это именно то самое.

– Так и есть, только выбрось это из головы. Оттуданевозможно ничего извлечь, не подняв общую тревогу. Есть, правда, один способ.

– Ну?

– Ордер на обыск.

– Забудь об этом. А основание?