Он не ждал ответа, и Сюзанна не ответила… хотя могла бы. Онауже заглядывала в прошлое мира Роланда, но ни одно из прежних ее прозрений недавало такой отчетливой и достоверной картины, как сейчас. До сих пор всемвнезапным озарениям Сюзанны, например, в Речной Переправе, присуща былазримость снов – свойство, способное надолго задержать увиденное в памяти, – ното, что встало перед ее глазами теперь, явилось вдруг, сразу, в одном сполохе,и это было то же, что увидеть высвеченное вспышкой молнии перекошенное лицоопасного маньяка.

Репродукторы… гирлянды трупов… барабаны. Сюзанна вдругпоняла, как увязать одно с другим, с такой же ясностью, с какой в РечнойПереправе она осознала, что тяжело груженные повозки, следовавшие в Джимтаунчерез поселок, тянули не лошади, а волы.

– Не забивай себе голову всякой чушью, – посоветовала онаЭдди, и голос ее дрожал лишь чуть-чуть. – Нам нужен поезд. В какой он стороне,как ты думаешь?

Эдди поглядел на нахмурившееся небо и без труда нашел средистремительно бегущих облаков Луч. Он снова опустил взгляд и не слишкомудивился, увидев, что начало улицы, направление которой точнее всего совпадалос ходом Луча, стережет большая каменная черепаха. Треугольная голова рептилиивыглядывала из-под нависающего края гранитного панциря, глубоко посаженные глазки,казалось, с любопытством уставлены на чужаков. Эдди мотнул головой в сторонуизваяния и выдавил бледную улыбку:

– Черепаха-великанша держит Землю на спине?..

Сюзанна посмотрела и кивнула. Эдди покатил кресло черезгородскую площадь в улицу Черепахи. От висевших вдоль нее трупов исходил сухойкоричный запах, и желудок Эдди свела судорога, но не оттого, что пахло мерзко,а оттого что запах этот, как ни странно, был довольно приятным: приторно-пряныйаромат чего-то такого, чем ребенок с большим удовольствием посыплет свойутренний кусочек поджаренного хлеба.

Улица Черепахи, по счастью, была широкой, а трупы, висевшиена столбах, почти все иссохли как мумии, но Сюзанна заметила несколькоотносительно свежих покойников – у этих по почерневшей коже распухших лицделовито ползали мухи, а гниющие глаза кишели червями.

И под каждым репродуктором поднимался небольшой холмиккостей.

– Да их тут тысячи, – сказал Эдди. – Мужчины, женщины, дети…

– Да, – бесстрастный голос Сюзанны прозвучал в ее собственныхушах незнакомо и словно бы издалека. – У них была уйма свободного времени. Иони коротали его, истребляя друг друга.

– А подать сюда этих долбаных мудрых эльфов! – потребовалЭдди, но его смех, раздавшийся следом, подозрительно походил на рыдание. Молодомучеловеку показалось, что он наконец-то в полной мере начинает постигатьподлинный смысл безобидной присказки "мир сдвинулся с места". Всюширину пропасти невежества и зла, какая кроется за этими словами.

И глубину.

"Репродукторы, конечно, мера военного времени, – думаламеж тем Сюзанна. – Бог весть, которая это была война и давно ли, но навернякатворилось нечто из ряда вон выходящее. Правители Лада использовалирепродукторы, чтобы из центральной, недосягаемой для бомб точки вроде бункера,куда в конце второй мировой ретировался Гитлер со своей ставкой, транслироватьобъявления на город".

И в ушах у нее зазвучал властный командный голос, которыйкогда-то раскатисто несся из динамиков, зазвучал так же отчетливо, как поскрипываньепроезжающих через поселок фургонов, которое она внезапно услышала в РечнойПереправе, так же ясно, как щелканье кнута над спинами трудяг-волов.

"Пайковые центры A и D сегодня будут закрыты; просимполучить довольствие в распределителях B, C, F и E по надлежащимкарточкам."

"Девятому, Десятому и Двенадцатому подразделениямслужбы охраны порядка прибыть в район Сенда."

"Между восемью и десятью часами ожидается зональнаябомбардировка. Гражданскому населению явиться в убежища по месту приписки. Присебе иметь противогазы. Повторяю, при себе иметь противогазы…"

Объявления, да… и информационные выпуски – невнятные,путаные, воинственные, напичканные пропагандой; то, что Джордж Оруэлл назвал быдемагогией. А в промежутках между сводками новостей и объявлениями – визгливаявоенная музыка и увещания: в знак уважения к павшим шлите в багровую глоткубойни все новых мужчин и женщин…

Война закончилась, и на некоторое время воцарилась тишина.Но в какой-то момент репродукторы вновь ожили. Давно ли? Сто лет тому назад?Пятьдесят? Да имело ли это значение? Нет, думала Сюзанна. Важно было другое:вновь пущенные в дело репродукторы разносили над городом лишь то, что хранилодин-единственный виток магнитной пленки: барабанный бой. Который потомки коренныхжителей города принимали… за что? За голос Черепахи? За волю Луча?

К своему удивлению, Сюзанна вдруг вспомнила, как однаждыспросила отца, человека тихого и скромного, но глубоко циничного, верит ли он,что на небесах есть Бог, направляющий течение человеческой жизни. "Видишькакое дело, Одетта, – ответил отец, – по-моему, и да и нет. Какой-то Бог,конечно, есть, только вряд ли Он нынче имеет к нам хоть какое-то отношение.По-моему, после того, как мы убили Его сына, до Него наконец дошло: ни с сыновьямиАдама, ни с дочерьми Евы ничего не поделаешь. И Он умыл руки. Голова!"

В ответ на это (ничего иного она и не ждала; ей шелдвенадцатый год, и ход отцовой мысли был ей отлично знаком) Сюзанна показалаему коротенькое объявление в местной газете на странице, отданной религиознымобщинам. Там говорилось: в будущее воскресенье преподобный Мердок изметодистской Церкви Благодати, опираясь на текст Первого послания к коринфянам,осветит тему "С каждым из нас каждый день говорит Господь". Отец смеялсядо слез. "Ну, полагаю, каждый из нас кого-нибудьда слышит, – выговорил оннаконец, – и можешь смело ставить свой последний доллар вот на что, золотко:каждый из нас – включая этого самого преподобного Мердока – слышит именно то,что хочет слышать. Это так удобно…"

Этимлюдям явно хотелось слышать в фонограмме ударныхприглашение к ритуальным убийствам. И когда в этих сотнях или тысячах динамиковначинали гулко греметь барабаны (назойливый чеканный ритм, который на поверку,если Эдди не ошибался, представлял собой всего-навсего перкуссию из какой-тотам "Ширинки на липучке" каких-то неизвестных Сюзанне "Зи ЗиТоп"), горожане воспринимали это как сигнал завязать на веревках петли ивздернуть на ближайшем столбе под репродуктором пару-тройку сограждан.

"Сколько же их? – гадала Сюзанна, пока Эдди катил ееинвалидное кресло по улице и под исцарапанной, испещренной многочисленнымивмятинами твердой резиной шин то хрустело битое стекло, то шуршали макулатурныебарханы. – Скольких здесь перебили из-за того, что много лет тому назадкакую-то электронную схему под городом разобрала икота? Или убийства началисьпотому, что горожане распознали полную чужеродность этой музыки, непонятнымобразом – как мы, как самолет, как некоторые из машин на улицах – занесеннойсюда из иного мира?"