Толедо, несмотря на то, что они были цитаделями рационализма, сконцентрировались консервативные силы в этом споре, проявившиеся и в других центрах, таких как Сарагоса и Барселона.

3. Вознесение через каввана: Ничто и Хокма

Обращаясь к представлениям каббалистов Жероны, мы можем выделить в настоящем контексте только некоторые особенно важные моменты, иллюстрирующие вклад этой группы в формирование Каббалы. Невозможно детально обсудить интенсивную проработку мистического символизма, с усиливающейся интенсивностью соединившего мир сефирот и земной тварный порядок. Вероятно, именно в Жероне начал развиваться литературный жанр небольших и крайне коротких трактатов, в которых символы, представляющие десять сефирот, систематизировались для каждой отдельной сефиры. Большинство из этих трактатов, происходящих из самого раннего периода и сохранившиеся во многочисленных манускриптах, анонимны[747]. Они показывают, что структура этого символизма может быть заполнена очень по-разному, и многие символы ещё не установились окончательно. Это верно не только для трёх высших сефирот, хотя там это особенно очевидно, но и для всех остальных тоже. На эту тему были значительные расхождения даже среди каббалистов Жероны (это очевидно из сравнения, например, символизма сефирот у Азриэля с символизмом Иакова бен Шешета или Нахманида).

Самый важный вклад этого круга в углубление основ каббалистической спекуляции внёс Азриэль. Его решающий вклад связан скорее с онтологией, чем антропологией Каббалы. На тему последней каббалисты были, в сущности, согласны, поскольку видели в человеке сумму всех сил Творения, которые, в свою очередь, также были силами божества. Они стремились найти в активной жизни в соответствии с Торой отражённое сияние этих сил. Человек, в котором отражено сефиротическое бытие, в то же время преобразователь, с помощью которого эти силы возвращаются к источнику[748]. Все вещи исходят из Единого и возвращаются к Единому, согласно формуле, позаимствованной у неплатоников; но это движение имеет свою цель и поворотную точку в человеке, когда, обращаясь вовнутрь, он начинает признавать своё бытие, и из многообразия своей природы стремится вернуться к единству своего истока. Вне зависимости от того, как понимается исхождение твари из Бога, нет сомнений о способе её возвращения. Оно достигается вознесением каввана, интроверсией воли, которая, вместо того, чтобы растрачивать себя на множественность, «собирает» и концентрируется и, очищаясь от всякой эгоистичности, прикрепляется к воле Бога, то есть соединяет «низшую волю» и «высшей волей». Заповеди и их исполнение — это средства такого возвращения к Богу. Им присущ духовный элемент, за который человек может и должен держаться и через который он соединяется со сферой божества. Ибо заповеди в своём духовном элементе сами по себе оказываются частью божественной кабход[749].

Мы видели в предыдущей главе, как прованские каббалисты уже утверждали точную параллель между мистицизмом жертвоприношения и молитвы. Божественное «слышание» или «отвечание» молитвы, как и «принятие» жертвоприношения, указывают, что божественная воля вторгается в сферу человеческой, где последняя к ней и прикрепляется. Два мотива устранения личной воли и её воодушевления именно благодаря этому устранению и самоотречению, по видимости, противоречащие друг другу, накладываются друг на друга и взаимопроникают в идее девекут. Азриэль дал самое ясное выражение этой мысли: «Тот, кто молится, должен отбросить всё, что мешает и беспокоит его, и должен вести мир назад к истоку — буквально к его Ничто»[750]. Но если он приводит слова к пределу Ничто, их бытие оттого не испытывает никакого абсолютного прекращения. Скорее, оно обновляется и выносит из этого контакта с истоком «силу для собственного существования». Девекут человека к Богу, таким образом, не устраняет границ между Творцом и тварью, сохраняя их в этой конкретной форме общения.

Насколько далека такая концепция от пантеистического отождествления человека и божества, ярче всего показывает текст под названием «Глава о каввана, от древних каббалистов», который анонимно встречается во многих манускриптах, но автора следует искать в ближайшем круге Азриэля. Я убеждён, что автором был сам Азриэль, судя по стилю, а также мышлению. Этот краткий текст даёт точное и ценное описание происходящего в каввана. Полнота и точность выражения непревзойдённы в литературе Каббалы; мы, без сомнения, обязаны этими качествами тому факту, что автор желал описать магию каввана, но, в то же время, во многом описал её мистическую природу. Отношения между двумя этими подходами к молитве, на самом деле, появляются здесь с большой ясностью и проницательностью. Мистическое согласование воли заметно превращается в магическое, корни которого, не следует забывать, восходят даже дальше Каббалы. Магический оттенок в согласованности воли уже предвосхищён в знаменитом утверждении трактата Мишны под названием Высказывания Отцов. Раббан Гамалиэль, сын Иехуды ха-Наси, говорил: «Сделайте Его волю своей, чтобы Он сделал вашу волю Своей. Устраните свою волю перед Его волей, чтобы Он устранил волю других перед вашей» [751]. Вот полный перевод вышеупомянутого каббалистического трактата, примечательного своим сочетанием теории каввана с символизмом света и медитацией на степени разных эманаций:

Для того, кто решается на что-то в уме с совершенной твёрдостью, это становится важнейшей вещью. Потому, если вы молитесь и произносите благословения или иначе подлинно желаете направить каввана на что-то, представьте, что вы — свет, и всё вокруг вас есть свет, свет со всех направлений и сторон; и в свете престол света, и на нём «светило лучезарное»[752], а напротив него престол, и на нём «добрый свет»[753]. И если встанете между ними и желаете мести, обратитесь к «светилу»; и если желаете любви, обратитесь к «доброму», и сходящее с ваших уст должно быть обращено к его лику. И обратитесь к свету, и найдёте «яркий свет»[754], слева найдёте ореол, и это «сияющий свет»[755]. И между ними и выше них свет кабход, и вокруг него свет жизни. И выше него корона света, которая венчает желания мыслей, освещающих путь представлений и просвещающих великолепие видений. И это просвещение непостижимо и бесконечно, и из его совершенной славы исходят милость и благословение, мир и жизнь для тех, кто наблюдают путь его единения. Но к тем, кто отклоняется от этого пути, приходит свет, сокрытый и преображённый из одной вещи в противоположную, [и иногда он является ему] как наказание, а [иногда] как верное наставление[756], всё согласно каввана того, кто знает, как достигнуть её верным образом: через прикрепление, девекут, мысли и воли, исходящих в полной силе из непостижимого.