Ибо согласно интенсивности каввана, с которой она усиливается посредством воли, и воли — посредством знания, и представления — посредством мысли, и силы посредством её достижения [изначального источника воли] и твёрдости посредством её созерцания, если никакое другое размышление или желание не примешивается к ней, и если она укрепляется посредством силы, направляющей её, чтобы быть увлечённой потоком, текущим из эйн-соф [согласно мере такой интенсивности каввана], всякая вещь и всякое действие исполняются согласно их духу и воле, если только человек знает, как объять пределы конечных вещей и воли, обитающей в его мыслях из того начала, из которого они происходят. Затем она должна подняться над ними посредством силы каввана и войти в глубины, чтобы уничтожить [обычный] путь из самого начала и продолжить новый путь, согласно своей воле: через силу каввана, которая происходит из совершенной славы удаляющегося света[757], который суть ни очертание, ни образ, ни мера, ни размер, ни оценка, ни предел, ни конец, ни основание, ни число, и который ни в каком отношении не конечен. И тот, кто поднимается таким образом, от слова к слову, через силу своего намерения, пока не прибудет к эйн-соф, должен направлять свою каввана таким образом, который соответствует его совершеннству, чтобы высшая воля облачилась в его волю, а не только чтобы его воля облачалась в высшую волю. Ибо поток [эманации, текущий из божественной воли] подобен неистощимому источнику, который никогда не прерывается, только если, приближаясь к высшей воле, он тщательно следит, чтобы высшая воля была облечена в волю его вдохновения. Затем, когда высшая воля и низшая воля в своей неразличимости и девекут на [божественное] единство становятся едины, поток изливается согласно мере своего совершенства. Но совершенство низшей воли не может появиться, если она приближается к [высшей воле] для собственных нужд, только если она приближается к ней [высшей воле] и облачается в волю, через которую проявлено достаточно неразличимости[758], которая [иначе] сокрыта в самом скрытом таинстве. И если она приближается к ней таким образом, высшая воля также приблизится к ней и даст её силе твёрдость, а её воле импульс совершенствовать и совершить всё, даже если это будет согласно воле души[759], в которой высшая воля не имеет участия. И об этом говорит стих [Притч. 11:27]: «Кто стремится к добру, тот ищет благоволения [буквально: волю]». Ибо пока воля цепляется за объект, соответствующий высшей воле, импульс [божественной воли] облечён в неё и привлекается, следуя за [человеческой] волей, ко всякому объекту, к которому применяется силой каввана. И это сводит поток, венчающий тайны вещей[760] и сущностей по пути хокма и с духом бина и твёрдостью даат[761]. И в той мере, в какой она облечена духом и объясняет каввана через свои слова и закрепляет зримый знак через свои действия, она привлекает поток от силы к силе, и от причины к причине, пока её действия не завершаются в смысле её воли. И таким образом древние проводили некоторое время в медитации[762], перед молитвой, и отвращали все другие мысли и определяли пути своей каввана [во время последующей молитвы] и силы, которая должна быть применена в этом направлении. И схожим образом [также] некоторое время в течение молитвы, чтобы реализовать каввана в произнесённых словах. И схожим образом некоторое время после молитвы, чтобы медитировать о том, как следует направлять силу каввана, которая приходит к завершению в речи, на путях зримого действия. И поскольку они были подлинно набожными, хасидами, их Тора стала действием, а их работа была благословенна[763]. И это путь среди путей пророчества, на котором знакомый с ним способен подняться до степени пророчества[764].

Подлинная каввана, описанная в этом тексте, таким образом, идентична пути пророчества, который проходит через осознание совершенного девекут с Богом, то есть, цепляния человеческой мысли и воли к мысли и воле Бога. Этому соответствует анализ молитвы в комментарии Азриэля к агадам, где высказывание Мишны на тему старых хасидов и их молитвенных привычек толкуется схожим образом, и устанавливается параллель с пророчеством[765]. Просветление, достигающееся через девекут, потому может отличаться от пророчества только степенью, но не природой. Пророк здесь, как часто бывает в средневековой мысли, это никто иной, как совершенный мистик.

Взгляды Азриэля на мистическую молитву, примечательные своей точностью, затем применяются к предписанным молитвам: молитве восемнадцати благословений (Амида) и исповеданию единства (Шема)[766]. По его словам, Амида содержит три рода обращений: те, что касаются благополучия и нужд тела, те, кто связаны с благополучием и нуждами души, и те, что имеют дело с нуждами жизни души, то есть с духовной жизнью самого будущего мира. Конечно, именно в этом последнем слое раскрывается мистический смысл молитвы. Но есть различные подходы к тому, как сама молитва соответствует трём началам всякой реальности, которые Азриэль позаимствовал из метафизики Аристотеля, придав им мистический оборот. Эти три начала суть материя, форма и steresis; эта последняя идея, однако, находится под влиянием еврейского перевода и заменяется началом Ничто[767]. Превращение материи в вечно новые формы происходит посредством этого Ничто, которое может указывать, с одной стороны (а в подлинном аристотелевском учении — только так) на нехватку того, что всякий раз ново в трансформациях, а с другой (в смысле каббалистов), на влияние сефиротического начала Строгого Суда. В любом случае эта идея может быть связана с идеей мистического Ничто, из которого происходит всё творческое.

Для Азриэля эти начала представляются, в сущности, так: Ничто — это то, что присутствует во всём, что возникает, как посредник для трансформации. Сефира Строгого Суда и ограничения — это, в то же время, сила трансформации, присущая вещам. Материя, с другой стороны, пребывает в себе и обновляется без трансформации, как живой поток, воды которого обновляются каждую минуту, но, тем не менее, всегда те же. Эта сила, согласно Азриэлю, происходит из сефиры Милосердия, посредством которого Бог каждый день обновляет и, в то же время, сохраняет своё Творение. Однако, по его словам, форма — это возможность, присущая материи, благодаря которой материя получает приток вечно новых форм. Она сходна с источником, из которого наполняется пруд.

Соответственно, существуют три степени молитвы, в которых отражены эти три начала. Низшая — это молитва без духовности, молитва, не пронизанная жизнью души, текущей из источника бина. Это, согласно Азриэлю, «неизменная молитва», упомянутая и