Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возле пивных ларьков народ судачит о резком повороте вполитике, почти все одобряли крутость проснувшейся власти. И меры уже не позащите человека, а по защите общества от обнаглевшего человека. К счастью,судьи в райсудах стеснялись и мялись недолго, народ нажал, и судьи с изумлениемпоняли, что гораздо лучше судить так, как они, судьи, считают правильным, а нетак, как гласят статьи уголовного марсианского Кодекса.
И пошли приговоры, жестокие, крутые, прямо бесчеловечные,если по старым меркам, но зато принимаемые народом с восторгом. Тем самымнародом, которого закон как раз и обязуется защищать. В Мытищинском судерассматривалось дело к гражданину Зиморохову, чьи дети развлекались тем, что ссемнадцатого этажа швыряли сырые яйца на голову прохожим. В доме напротив семьякупила видеокамеру, опробовали новинку, снимая из окна все, что попадало вкадр, случайно засняли на видео и эти подвиги. Эти кадры послужилинеопровержимой уликой. Адвокат победно доказывал, что детям всего девять иодиннадцать лет, они неподсудны, им можно все, суд не стал спорить иопровергать, а просто постановил в течение недели выселить семью из этойквартиры и предоставить такую же по площади на первом этаже в новостройках свидом на помойку. В городской управе это приняли с энтузиазмом, тут жепредоставили, ошалевшую семью подняли с постели, в течение трех часов собрали ивывезли за государственный счет к только что принятому госкомиссией дому.
Газеты подняли крик о нарушении прав человека, но все равнокаждый из пишущих статьи в защиту хулиганов понимал, что теперь все-такиспокойнее ходить по улице вдоль высотных домов. Никто не посмеет дажевытряхивать ковер с балкона на головы прохожим… Крик получился очень неубедительный,весь из общих фраз, и, несмотря на массовость и децибелы, вызвал толькораздражение у тех, к кому газетчики апеллировали.
А случай в Долгопрудненском районном суде? Началось вроде бызаурядно: среди бела дня мальчишка-наркоман, приставив нож к горлу женщины,срывает с ее плеча сумочку. Но когда убегал, она стреляет ему в спину. Наповал.Все это при массе свидетелей. Суд присяжных ее оправдывает, хоть, кромеубийства, на ней еще и незаконное владение огнестрельным, однако у неерепутация безупречная, а малолетний гаденыш уже известен приводами в милицию,скандалами и драками, замечали, как он бьет стекла в телефонных будках,вырывает трубки, вспарывает сиденья в троллейбусах, расписывает стены подъездаматерными словами.
Адвокат наркомана на суде произнес великолепную речь в егозащиту, а закончил саркастически:
– Безупречная репутация?.. Значит, любой из насполучает право на убийство, так сказать, лицензию на отстрел одного-двуххулиганов, если наберет определенное количество лет без нарушений?.. А сколько,простите, мне надо набрать безупречных лет на право убийства?
К счастью, оперативники подсуетились и перед самымзаседанием успели выяснить, что у адвоката сын якшается с непонятной компанией,сам отец на теле сына находил подозрительные следы от уколов, которые сынобъяснял всякий раз по-разному, и потому адвокат сражался за наркомана яростно,неистово, с жаром и почти сумел было переломить настроение присяжных, если быне вовремя доставленные в зал оперативниками фото и признания дружков сынаадвоката.
Тогда повезло, но пример вдохновил суды, приговоры мерзавцампошли все жестче и жестче, демократы подняли крик о диктатуре, но сновапришлось заткнуться: кто, как не сам простой народ, требует вешать гадов прямона улицах?
Наши юристы круглыми сутками корпели над составлением сводазаконов, ибо Сулла пришел и ушел, на какое-то время республику и демократиюспас, но законами не закрепил, и пощаженный им энергичный мерзавец вырос,взматерел, набрал сил и сторонников, к старости сумел ввести войска в Рим и темсамым создал на все века прецедент для всего человечества: как совершатьвоенные перевороты и гробить демократии.
– Это очень важный вопрос, – сказал Карашахин, егопалец скользил по нескончаемому списку статей. – И вот этот… А вот поэтому вообще бы провести референдум…
– Зачем? – спросил я.
– Посоветоваться с народом… Чтоб знали, что принимают.И подчинялись.
Голова у меня трещала с утра, строки то расплывались, как втумане, то двоились, четкие и отбрасывающие веерные тени.
– Нельзя, – сказал я со злостью, – нельзядопускать народ, все население – до крайне важных вопросов!.. Нельзя. Это хуже,чем если советоваться с народом, какой памятник отгрохать в центре города. Илина окраине. Понятно же, если такое на всеобщее голосование, наши площадизаполнятся памятниками футболистам, хоккеистам и бутылкам пива. Человек слаб…мы все слабы. Нам нужны управляющие нами силы, мы охотно принимаем властьастрологии, примет, гороскопов, моды, общественного мнения, религии, этикета…совершенно забывая, что и астрологические таблицы составляют люди, и приметыпридумывают они, даже от имени Бога осмеливаются говорить, только бывтемяшивать в покорно склоненные головы нужное им лично!
Он вздохнул:
– Да, но там политики действуют через моду или религию.А мы – диктатура, тоталитаризм, делай, как говорю, а то к стенке! Народозлобится от такой откровенности… Он не хочет видеть, что им управляют.
Я повторил, чувствуя, как голова становится такой тяжелой,что пора поддерживать ее ладонями:
– Какие памятники ставить, должны решать, скажем,искусствоведы. Каким курсом идти – самые мудрые из футурологов, философов,словом, мудрецы, а не всенародным голосованием. Если идти курсом, которыйукажет народ, то придем к ближайшему пивному ларьку. В любом народе один мудрецна миллион дураков, а если у мудреца такое же право голоса, как и у дурака, топонятно, насколько мудрая у нас политика, экономика, культура, и вообще кудапридем на радость марсианам!
Медсестра делала мне регулярно уколы, снимающие спазмы всердце, затем инъекции, чтоб мозги не лопнули от ударной волны крови, там вседамбы прохудились, еще пара уколов от рези в печени, затем массаж позвоночника,после чего я вовсе не мог слезть со стола.
Чазов уже не настаивает на госпитализации, но врачи дежурятв соседней с моим кабинетом комнате, аппаратуры натащили, как будто готовятсявырастить клона президента.
Сейчас он ощупывал мне живот, я распластался на массажномстоле, обессиленный, а сильные, хоть и осторожные пальцы мяли, отыскивали нечтоскользкое и болезненное сквозь дряблую мягкую кожу, где когда-то были мускулы,нажимали:
– Давайте, господин президент, колитесь насчет вредныхпривычек, нарушений режима… Чистосердечное признание очищает совесть,прибавляет срок и сохраняет здоровье.
Я отмахнулся:
– Вредные привычки – ерунда, было бы здоровье… Аздоровье – это просто незнание своих болезней!
Он покивал, выслушивая меня через трубочку, одним глазомкосил на экран, там светящиеся кривые скачут, как будто во мне бушует магнитнаябуря: