В доме пахло сыростью, было темно и страшно.

– Дай мне руку и смотри под ноги, – сказал Антон.

Лестница, ведущая на чердак, была шаткой и скрипучей.Большой фанерный ящик с полустершейся надписью «Мокко» стоял в углу. Под ящикомоказался небольшой кейс. Он был не заперт. Мягко щелкнули блестящие замочки.Вера тихо охнула. В кейсе лежали толстые пачки стодолларовых купюр, перетянутыебанковскими бумажными лентами.

– О Господи… – выдохнул Антон и тупо уставился на деньги.

Все кончилось. Нет брата, есть толстые пачки долларов. Онистолько лет мечтали с Дениской именно об этом – о миллионе долларов. Да, здесь,вероятно, как раз миллион, не меньше.

Вера стояла рядом и растерянно молчала.

Они оба молчали, пока спускались по лестнице, запирали дом,шли назад, к станции. Навстречу им проехал разноцветный «Икарус», прошла группаамериканских туристов, бодрые румяные старички и старушки оживленно обсуждалиместные цены и особенности пейзажа. Характерное проглатывание гласных выдавалов них южан, откуда-нибудь из Алабамы.

– Да, – опомнился Антон, когда они вышли из электрички настаром пражском вокзале, – надо поменять несколько сотен и пойти позавтракать вхороший ресторан.

Они сели на влажную лавочку в привокзальном сквере. Антонтревожно огляделся, открыл кейс, достал пачку долларов. На ней была написанасумма – 10 000. Он разодрал бумажную ленту, вытащил не глядя несколько купюр,остальные убрал назад, в кейс.

Протянув купюры в окошко обменного пункта, он подумал, чтодаже не посчитал их, не знает, сколько собирается менять.

– Пан, я очень сожалею, но эта купюра фальшивая, – услышалон, – и эта тоже… Пан, здесь восемь купюр по сто долларов, и все фальшивые.Если вы желаете, я могу вызвать специалиста для дополнительной экспертизы исоставить официальный акт.

– Нет, пани, спасибо, не стоит…

Девушка из окошка обменного пункта долго и удивленносмотрела вслед странной паре. По статистике, каждая десятая стодолларовая купюраявляется фальшивой. Люди, узнав, что в руках у них не деньги, а бумажки,реагируют по-разному. Одни начинают возмущаться, другие – плакать, третьи –истерически хохотать, особенно если речь идет о большой сумме. Но таких,которые просто, без всяких эмоций и дополнительных проверок, оставляютфальшивые бумажки и уходят, сотрудница привокзального обменного пункта еще невидела.

* * *

Целый день они бродили по Праге, по Стару Мясту, Вацлавскойплощади и Карлову мосту. День был пасмурный, теплый, с фланелевым сизымтуманцем над готическими башнями.

Проголодавшись, заходили в маленькие кафе, ели жареныешпикачки, пили пиво, курили, молча глядя на бодрые, шумные толпы туристов.Устав от сутолоки, они сели в трамвай, доехали до Инвалидовны, Антон показал Верестарую школу и офис туристической фирмы Бем. Он подумал, что, наверное, надозайти к Агнешке, но не хотелось.

Вечером, сидя в небольшом уличном кафе у Градчанской ратуши,Антон вдруг обнаружил, что кейса нет. Всего лишь пять минут назад он стоял на свободномстуле у их столика.

Взглянув на площадь, они увидели, как коренастый человек вмятой гавайской рубашке, с крысиным хвостиком на затылке, деловитой походкойудаляется от кафе с кейсом в руке.

– Однако самолет только завтра днем. Надо где-то переночевать,– задумчиво произнес Антон, – сколько у нас осталось денег?

– Утром в аэропорту мы разменяли по полтиннику, – вспомнилаВера.

Они стали выгребать бумажки из карманов и обнаружили, чтоосталось всего пятьсот крон с мелочью, то есть меньше двадцати долларов.

– Этого не хватит на гостиницу. Можно поехать к Иржи, но нехочется. Антон подозвал официанта и расплатился.

– Ничего, – улыбнулась Вера, – можно поспать в аэропорту, взале ожидания. Там удобные кресла.

– Поехали, – кивнул Антон.

– В аэропорт?

– Нет, в Карлштейн. Там на станции хозяин харчевни сдаеткомнаты, очень дешево. Мы как-то перепили пива с Дениской, опоздали напоследнюю электричку и переночевали там всего за четыреста крон.

…Из распахнутых дверей пристанционной пивной в Карлштейнезвучал одинокий, чуть пьяный голос саксофона. Над маленьким сонным городкомвздымались призрачные башни замка. Музей был давно закрыт, туристы разъехались,местные жители ложились спать рано.

Посредине пустого зала пивной толстый человек в джинсах итирольской шляпе с перышком самозабвенно играл на саксофоне. Увидев позднихпосетителей, он встрепенулся, отложил инструмент и заулыбался:

– Добри вэчэр, панам пива? Теплы пршедкорм?

– Просим, пан, потршебуйи ноцлех, – ответил Антон, – про двеособы.

– Ано, пан, йеднолужковы покой с купелной, четыресотэнкорун, просим.

– Есть только одноместный номер, с ванной, – сообщил Антон ипосмотрел на Веру.

Она не знала, что ответить. Она полетела в Прагу потому, чтоАнтон попросил ее об этом. Ему не хотелось после всего пережитого оставатьсяодин на один с разгадкой. И ей, разумеется, тоже было интересно узнать, чтолежит в ящике на чердаке.

До отлета два дня подряд они отвечали на вопросы майораУварова и подписывали протоколы. В самолете бурно делились впечатлениями. Апотом целый день тупо, ошалело слонялись по Праге, не зная, что сказать другдругу.

Дядька с саксофоном смотрел на них с интересом. Ему былостранно, почему они молчат, почему молодую пару, заявившуюся так поздно вромантический Карлштейн, не устраивает дешевый одноместный номер с ванной.

Пауза явно затянулась. Хозяин постукивал ногтем попластмассовому мундштуку саксофона.

Наконец, не дождавшись от Веры никакого ответа, Антонрешительно протянул хозяину деньги.

– Ано пан, декуйи.

– Добре, кличе просим. – В руке Антона оказались ключи стяжелой деревянной грушей.

Хозяин объяснил, какой от входной двери в маленькуюгостиницу при таверне, какой – от комнаты.

– Это в любом случае лучше, чем в аэропорту, – сказал Антон,когда они вышли на улицу, – если ты захочешь, я могу и на полу поспать.

Вера вдруг подумала, что вовсе не хочет, чтобы он спал наполу, но ничего не ответила. Им вслед зазвучал насмешливый хрипловатый голоссаксофона.

В середине четырнадцатого века по приказу Карла IV былавыстроена неподалеку от Праги, на высоком известковом холме неприступнаякрепость Карлштейн. Здесь хранились сокровища империи, символы легендарныхпобед и вечной имперской власти, сюда был свезен государственный архив. Вблеске золота и драгоценных камней, за мощными крепостными стенамихристианнейший король отдыхал от государственных дел. Ему нравилось, когда настенах часовен, рядом с ликами святых и душераздирающими сценами изАпокалипсиса, художники изображали его самого с семейством.