Графиня Тулина жила периодами то в своем особняке в Париже, то на своей вилле в Ницце, но о ней говорили, что бо́льшую часть года она проводит в России и на Украине, и там якобы она действительно бомжует, бродяжит, клошарит – кто-то даже видел ее на церковной паперти с протянутой грязной рукой. Что поделать, есть люди (в том числе среди богатых и знатных) с неудержимой тягой к социальному дну: синдром известный, описанный в русской классике (вспомнить хотя бы «Живой труп» или «Хромого барина»), да что там русская классика – Калигула шлялся в женском платье по грязным притонам, где продавал себя за гроши: недорого стоил тогда секс с императором. Можно вспомнить также «Дневную красавицу», но Зинаида Прокофьевна красавицей не была даже в ранней молодости – старость также не прибавила ей шарма: она вела себя резко, агрессивно, но ее всюду приглашали из-за ее богатства и невероятной щедрости, а последнее качество – редкость среди старух. Если вы, оказавшись без средств и в сложной ситуации, обращались за помощью к Новогодней Старухе, вам в первый момент могло показаться, что вас сейчас отфутболят в самой резкой форме: краснокожее морщинистое лицо Зинаиды Прокофьевны искажалось дикой злобой, ее седая голова откидывалась назад с жестким скрежещущим хохотом, на сухих губах пузырились матерные слова, но ее красная крупная мужественная рука уже выписывала для вас чек. Бродяжья нищая жизнь, возможно, закаляет – в свои реально старые годы графиня Тулина отличалась железным здоровьем, выносливостью и физической силой. Она была высока ростом и в любое время года носила серое пальто, когда-то элегантное, но нынче омерзительное. Ее словарь также казался не только грубым и простонародным, но и крайне странным.

– Жизнь – такая мерзяка, – сказала старуха княжне Ванне. – Подарю-ка я тебе славного яду. Как задолбает тебя землю топтать, так сразу и пей его. Хорошо станет, никакого говна и агоний – одно веселое наслаждение. А что может быть слаще, чем сказать «прощай» всему этому дерьму?

– Откуда вы знаете? – спросила Ванна. – Вы же еще не умирали?

– Умирала, голуба, много раз. И каждый раз нравилось, – Старуха подмигнула Ванне индюшачьим глазом и отошла.

Ванна не считала жизнь «мерзякой», наоборот полагала, что жизнь – веселое наслаждение, однако подозревала, что и в смерти тоже скрывается немало веселых наслаждений, поэтому твердо решила выпить яд при первом же подходящем случае, а какой именно случай счесть подходящим – в таких делах она доверяла спонтанным интуициям.

С того Нового года она носила черную бутылочку в своей белой лайковой сумке. Эта бутылочка казалась ей аптечным пузырьком из «Алисы в Стране чудес» – кокетливым, игривым, разговорчивым. Поэтому она и прицепила к нему бумажную ленту с надписью «Выпей меня». Спонтанное решение откликнуться на кокетливый призыв черного пузырька пришло к ней после разговора с Тедди.

В один из дней их морского путешествия Тедди зашел в каюту, грызя яблоко, Ванна, как всегда, лежала в ванне. Не взглянув на прекрасное тело матери, Тедди застыл возле иллюминатора, однообразно хрустя яблочной плотью.

– Как там на палубе? – спросила Ванна от нечего делать.

– Сексуальная активность, – скупо ответил Тедди.

– Что же с ними такое? Отчего их так лихорадит? – Ванна провела кончиками пальцев по воде, рисуя зигзаг.

Почему-то она ожидала, что Тедди ответит молчанием. Тедди некоторое время созерцал горизонт, а потом произнес без всякого выражения:

– Они чувствуют кое-что. Этот год – последний мирный год перед войной. Через несколько месяцев начнется война в Европе. Наверное, поэтому их всех так лихорадит, – Тедди вышел.

Ванна подумала о том, как скучно жить во время войны. Она опустила руку, свесив ее через эластичный бортик ванны, – ладонь ощутила мягкую кожу сумки, затем гладкую прохладу черного пузырька…

Когда через несколько минут в каюту зашел Джимми, он даже не удивился. Потрогав холодную и влажную руку Ванны, он пробормотал:

– Даже не изменить всего того, что…

После этого он молниеносно разделся (собственно, одежда его в тот момент состояла из плавок, увлажненных водой бассейна) и погрузился в ванну. Его подбородок не успел коснуться воды, а он уже сделал глоток из черного пузырька.

Джим и Ванна любили друг друга и были романтиками. Белая ладья унесла их в страны любви, относительно которых земляне обладают чрезвычайно смутными представлениями. Покидая живых, брат и сестра Совецкие ни на секунду не задумались о своем сыне Тедди, коего они так скоропалительно бросили в одиночестве в прекрасном и яростном мире. Хотя вряд ли Тедди нуждался в том, чтобы его защитили от мира. Скорее уж мир нуждался в том, чтобы его защитили от хрупкого Тедди. А впрочем…

Глава тридцать шестая

Ангелы против эльфов

Времена, предшествующие войнам, обычно бывают сытыми и душными. Принято считать, что войны возникают из-за нехватки (территорий, ресурсов, сырья и прочего), но на самом деле это не так – войны начинаются по причине избытка: избыток изготовленного оружия взывает к его боевому использованию, избыток технических новшеств взывает к их проверке на поле битвы, избыток здоровых, сытых и крепких людей вводит политиков и военных в искушение превратить эти массы цветущих организмов (вызывающих у властителей подспудную зависть) в горы разодранных трупов, избыток денег разогревает аппетит и повышает раздражительность, сексуальная сытость побуждает к кровавым извращениям, море игр и развлечений заставляет желать острого ощущения реальности (а что может быть острее и реальнее войны?).

Люди жрут жадно и много, как Тедди, но, в отличие от странного молодого человека, они жиреют, а избыток жира порождает зависть и мысленную лень (последнее – также необходимое условие войн). Жирным людям кажется, что все, что происходит не с ними, имеет место где-то далеко, за стеклянным экраном, за подушечками стеклянного жира.

Подлинные пацифисты и предотвратители войн, если бы они проявили истинную предусмотрительность, должны бы позаботиться о массовой аскезе, а массовая аскеза (даже умеренная) не бывает добровольной.

Следует также позаботиться о культе умерших. Чем пышнее могилы, тем беднее дома живых – и так-то оно и лучше. Мертвые не хотят войны, а умирающие хотят, особенно те из них, кто не отдает себе отчета в своем умирании. Забвение о массовой смерти приближает массовую смерть.

Впрочем, невозможно вывести общую генеалогию войн – войны разнородны по своему происхождению, и, пожалуй, древние люди были мудрее нынешних, поскольку не нуждались в индексах бирж и тупых газетных статьях, не нуждались в выступлениях премьер-министров и в потоках псевдоинформационного кала, струящегося по сетевым руслам, – древние просто говорили: «Боги прогневались на нас». Есть