Такое развитие событий отнюдь не исключено, равно как идругие варианты. Однако все они не без изъяна: слишком многое остается неясным.Ну, например: зачем Карлотте ввязываться в крайне опасную авантюру? Не проще лией было использовать смерть Таунсенда в своих интересах и благодаря ей навсегдаизбавиться от младшей сестры? Что же касается Пирса, то, откровенно говоря,трудно поверить, что столь искренний по натуре и невинный юноша мог принятьучастие в таком неблаговидном деле. (Стоит заметить, что вся дальнейшая, вполнереспектабельная, жизнь Пирса подтверждает правоту последнего предположения.)Теперь о Лайонеле. Если ему было хоть что-то известно об исчезновении илисмерти Стюарта, почему, «впав в безумие», он ни словом не обмолвился оТаунсенде в своих бредовых монологах? Ведь Лайонел, если верить имеющимсязаписям, много и подробно рассказывал о том, что происходило на Первой улице.

И наконец, еще один немаловажный вопрос: если кто-то из этихлюдей все же помог Стелле закопать тело Таунсенда где-нибудь на заднем дворе,зачем было доставлять себе лишние хлопоты – забирать его вещи из отеля иплатить служащим за молчание?

Сейчас, оглядываясь назад, можно предположить, чторуководители Таламаски допустили ошибку. Следовало, вероятно, предпринятьдальнейшие шаги: потребовать полномасштабного расследования обстоятельствсмерти Стюарта, заставить полицию активизировать поиски. Но дело в том, чтотакие шаги были предприняты – как со стороны ордена, так и со стороны семьиТаунсенда. Однако результат оказался прежним. Одна из уважаемых юридическихфирм Нового Орлеана в официальном письме доктору Таунсенду сообщила: «Мысделали все возможное. Никаких доказательств пребывания молодого человека внашем городе не найдено».

После гибели Стеллы никто, конечно же, не хотел лишний раз«беспокоить» Мэйфейров расспросами о таинственном техасце, прибывшем из Англии.Ни одному из наших детективов – а в расследование были вовлечены лучшие из них– так и не удалось нарушить молчание служащих отеля и получить хоть малейшуюулику, хоть слабый намек на то, кто им за него заплатил. Стоило ли ожидать втакой ситуации каких-либо успехов в этом деле от полиции?

Прежде чем завершить повествование об этом загадочном,оставшемся нераскрытым деле, необходимо упомянуть еще одну, весьма интересную,деталь. Речь идет о «мнении», высказанном еще тогда, в 1929 году, ИрвиномДандричем. В один из рождественских вечеров он встретился во Французскомквартале с нашим частным детективом. Они зашли в бар, чтобы спокойно посидеть иобсудить последние сплетни, принесенные Дандричем.

– Пожалуй, я дам вам ключ к пониманию этойсемейки, – сказал тогда Ирвин. – Ведь я наблюдаю за ними уже многолет. И, заметьте, вовсе не ради ваших любопытных чудаков, сидящих в Лондоне. Янаблюдаю за Мэйфейрами по той же причине, что и все остальные: мне простоинтересно знать, что же все-таки происходит за всегда запертыми ставнями ихдома. А секрет состоит вот в чем: Карлотта Мэйфейр отнюдь не столь ревностнаякатоличка, какой она всегда стремилась казаться. И ее порядочность идобродетель – напускные. В этой таинственной женщине есть нечто зловещее, в нейзаключена какая-то разрушительная сила. И кроме того, она мстительна. Онапредпочла допустить, чтобы малышка Анта сошла с ума, лишь бы только та невыросла похожей на свою мать. Ей больше по душе видеть мрак и запустениесобственного дома, чем стать свидетелем радости и счастья других.

На первый взгляд рассуждения Дандрича могли показатьсяобычной болтовней. Однако в них, возможно, содержалось зерно истины, на котороев то время никто не обратил внимания. Конечно, все окружающие считали Карлоттувоплощением порядочности, добродетели, разумного подхода к жизни и томуподобных человеческих достоинств. Начиная с 1929 года она ежедневно посещаламессу в часовне на Притания-стрит, раздавала щедрые пожертвования на нуждыцеркви и работавших под ее эгидой учреждений и, несмотря на свою нескончаемуювойну с «Мэйфейр и Мэйфейр» за право распоряжаться наследством Анты, неизменнобыла великодушна ко всем членам семьи. Она одалживала деньги любому изМэйфейров, кто в том нуждался, посылала скромные подарки на дни рождения,свадьбы, крестины и торжества по случаю окончания учебных заведений,присутствовала на похоронах, а время от времени встречалась с тем или иным изродственников за ленчем или чашкой чаю, но только не в стенах дома на Первойулице.

Все так прискорбно обиженные когда-то Стеллой в один голосутверждали, что Карлотта прекрасная женщина, что она служит опорой семьи ибуквально жертвует собой, неустанно заботясь о лишившейся разума дочери СтеллыАнте, равно как и о Дорогуше Милли, Нэнси и Белл, которые не способныпозаботиться о себе сами.

Карлотту никогда не упрекали в том, что она по-прежнему неприглашала родственников в особняк и наотрез отказалась возобновить под егокрышей какие-либо общесемейные встречи. Конечно, ей было «не до того».Фактически с годами к ней стали относиться едва ли не как к святой, вечномрачной и почти всегда недовольной праведнице.

Не берусь утверждать однозначно, но, по моему мнению, воценке, данной Карлотте Дандричем, заключалась немалая доля истины. Лично яубежден, что она представляла собой не меньшую загадку, чем Мэри-Бет илиДжулиен, а мы в своих исследованиях лишь скользнули по поверхности, так и несумев раскрыть тайну этой женщины.

Продолжение разъяснений относительно точки зрения ордена

Итак, в 1929 году было решено, что в дальнейшем Таламаска нестанет предпринимать попытки войти в непосредственный контакт с Мэйфейрами.

Эван Невилль – в то время глава ордена – счел необходимым,во-первых, неуклонно следовать рекомендации Артуpa Лангтри, а во-вторых – самымсерьезным образом отнестись к предупреждению призрака Стюарта Таунсенда.Следовало пока что отойти в сторону и держаться от Мэйфейров подальше.

Некоторые более молодые агенты ордена тем не менеевысказывали иное мнение. Они предлагали связаться с Карлоттой Мэйфейр по почте,не видя в том никакой угрозы для ордена, и заявляли, что мы «не имеем праваутаивать от нее имеющуюся в нашем распоряжении информацию». А иначе чего радимы ее собирали? По их твердому убеждению, нужно было составить для Карлоттынечто вроде дайджеста, коротко изложив в нем все известные нам факты, и впервую очередь включить туда самые ранние записи, сделанные еще Петиром ванАбелем, а также созданные исследователями ордена генеалогические таблицы.

В результате в ордене разгорелись яростные споры. Старшиныобвиняли молодежь в забывчивости и неустанно напоминали, что Карлотта Мэйфейр,весьма вероятно, виновна в смерти Стюарта Таунсенда и что именно она, скореевсего, несет ответственность за убийство Стеллы. А потому о какихобязательствах перед ней может идти речь? Если орден и должен сообщить кому-тоимеющиеся сведения, то разве что только Анте – и только после того, как ейисполнится двадцать один год.