Он лукаво прищурился.

— Ну, я в любых условиях поставлю на вас против янки.

— Уж не знаю, принять это за комплимент или как, —неуверенно сказала она.

— Ни в коем случае, — сказал он. — Когда жевы наконец перестанете по каждому пустячному поводу ждать от мужчинкомплиментов?

— На смертном одре, — сказала она и улыбнулась,думая о том, чти всегда найдутся мужчины, которые будут расточать ейкомплименты, даже если Ретт никогда этого не делает.

— Ох, это женское тщеславие! — вздохнул Ретт. —Однако ценю вашу прямоту.

Он достал портсигар, вынул черную сигару, поднес к носу,понюхал. Чиркнула спичка. Прислонившись к перилам, обхватив руками колени, оннекоторое время молча курил. Скарлетт снова стала тихонько покачиваться вкачалке, и ночь окутала их своим мраком и тишиной. Пересмешник, пробудившись отдремоты где-то в лабиринте жимолости и вьющихся роз, издал одну робкую,мелодичную ноту и снова умолк, словно передумав. Из темноты внезапно долетелнегромкий смех Ретта.

— И вы, значит, остались здесь из-за миссис Уилкс!Более странную ситуацию трудно себе представить!

— Не вижу в этом ничего странного, — возразилаона, мгновенно внутренне ощетинившись.

— Не видите? Значит, вы не умеете взглянуть на вещи состороны. У меня уже давно сложилось впечатление, что вы с трудом переноситемиссис Уилкс. Вы считаете ее глупой и бесцветной, а ее патриотические чувстванагоняют на вас тоску. Вы никогда не упускаете случая обмолвиться каким-нибудьуничижительным словечком по ее адресу, и мне, естественно, кажется загадочным,как это вы решились на такой бескорыстный поступок и остались с ней восажденном городе. Ну, признайтесь, почему вы это сделали?

— Потому что она сестра Чарли и, значит, все равно чтои мне сестра, — с большим, как ей казалось, достоинством ответилаСкарлетт, чувствуя, что у нее зарделись щеки.

— Вы хотите сказать: потому что она вдова Эшли?Скарлетт вскочила, стараясь подавить закипавший в ней гнев. — Я уже готовабыла простить вам невоспитанность, которую вы допустили в прошлый раз, нотеперь не прощу. Я бы никогда не позволила вам переступить этот порог, если быне чувствовала себя в эту минуту такой несчастной…

— Сядьте, успокойтесь и не ершитесь, — сказал онсовсем другим тоном и, потянув ее за руку, заставил опуститься вкачалку. — Почему вы несчастны?

— Я сегодня получила письмо из дома. Янки там, совсемблизко, и моя младшая сестра больна тифом, и… и… Словом, если бы я теперь изахотела поехать домой, мама не позволит мне из боязни, что я заражусь. Огосподи, а мне так хочется домой!

— Полно, не стоит из-за этого плакать, — сказалРетт, и голос у него подобрел. — Здесь, в Атланте, вам безопаснее, чемдома, даже если янки возьмут город. Ну, что вам янки, а вот тиф может вас и непощадить.

— Как это — что мне янки! Да как вы осмеливаетесьговорить такую ересь!

— Дорогое дитя, янки вовсе не исчадия ада. У них нет нирогов, ни копыт, как вам, должно быть, это представляется. Они в общем-то малочем отличаются от южан, если, конечно, не считать плохих манер и чудовищногопроизношения.

— Но ведь янки же меня…

— Изнасилуют? Не обязательно. Хотя, понятно, такоежелание может у них возникнуть.

— Если вы будете говорить гадости, я уйду в дом! —воскликнула Скарлетт, благодаря небо за то, что тьма скрывает ее пылающие щеки.

— Скажите откровенно: разве вы не это имели в виду?

— Разумеется, нет!

— Разумеется, это! Не к чему злиться на меня за то, чтоя разгадал ваши мысли. Ведь именно так думают все наши чистые, деликатныедамы-южанки. У них это не выходит из головы. Бьюсь об заклад, что даже такиепочтенные вдовы, как миссис Мерриуэзер…

Скарлетт ахнула про себя, припомнив, как всякий раз, когда вэти дни тяжких испытаний несколько матрон собирались вместе, они неизменнопринимались шепотом сообщать друг другу о подобных происшествиях, и всегдаоказывалось, что это было либо в Виргинии, либо в Теннесси, либо в Луизиане,словом, где-то далеко от родных мест. Там янки насиловали женщин, подымалимладенцев на штыки и сжигали дома вместе с их обитателями. Конечно, все знали,что так бывает, хотя и не кричали об этом на всех перекрестках. И если у Реттаесть хоть капля порядочности, он не может не знать, что это правда. И не должензаводить таких разговоров. А тем более — это не предмет для шуток.

Она слышала, как он тихонько посмеивается. Временами он велсебя просто чудовищно. В сущности, почти всегда. Это отвратительно — мужчина недолжен догадываться, о чем думают и говорят между собой женщины. Иначеначинаешь чувствовать себя перед ним раздетой. Ни один мужчина не обсуждаеттакие вещи с порядочными женщинами. Скарлетт злило, что Ретт прочитал ее мысли.Ей хотелось казаться загадкой для мужчин, но она понимала, что Ретт видит еенасквозь, словно она из стекла.

— Раз уж у нас зашла об этом речь, — продолжалРетт, — есть тут в доме кто-нибудь, кто бы заботился о вас и опекал?Достопочтенная миссис Мерриуэзер или миссис Мид? Они всегда поглядывают на менятак, словно уверены, что я являюсь сюда с самыми дурными намерениями.

— Миссис Мид обычно навещает нас по вечерам, —сказала Скарлетт, обрадованная тем, что разговор перешел в другое русло. —Но сегодня она не могла. Ее сын вернулся домой на побывку.

— Какая удача, — негромко произнес Ретт, —застать вас одну. Что-то в его голосе заставило сердце Скарлетт забитьсясильнее от приятного предчувствия, и кровь прилила у нее к щекам. Она не разслышала такие нотки в голосе мужчин и знала, что за этим обычно следуетобъяснение в любви. О, вот было бы здорово! Если только он признается ей влюбви, тут-то уж она помучит его, тут-то она сведет с ним счеты за всенасмешки, которыми он изводил ее целых три года. Она хорошо поводит его за нос!Она постарается вознаградить себя даже за то невыносимое унижение, которое ейпришлось испытать по его милости в тот памятный день, когда она дала пощечинуЭшли. А потом скажет — очень вежливо и дружелюбно, — что не питает к немуникаких чувств, кроме сестринских, и удалится в полном блеске своей победы. Онанервически хмыкнула в приятном предвкушении того, что последует дальше.

— Перестаньте хихикать, — сказал Ретт, взял ееруку, повернул ладонью вверх и поцеловал. Прикосновение его теплых губ обожглоее, и трепет пробежал по телу. Его губы продвинулись выше, к запястью… Оназнала, что они ощущают неистовое биение ее пульса, и попыталась выдернуть руку.Это совсем не входило в ее расчеты — этот предательский жар в груди и желаниевзлохматить ему волосы, почувствовать его губы на своих губах.