«Я ведь ни капельки не влюблена в него, — в смятениипронеслось у нее в голове. — Я люблю Эшли». Почему же так дрожат у нее рукии холодеет под ложечкой?

Она услышала его тихий смех.

— Не вырывайтесь! Я не сделаю вам ничего дурного!

— Попробуйте только! Я нисколько не боюсь вас, РеттБатлер! Еще не родился тот мужчина, которого бы я испугалась! —воскликнула она, досадуя на себя за то, что голос у нее так же предательскидрожит, как и руки.

— Восхитительная уверенность в себе! Но не кричитеслишком громко. Миссис Уилкс может услышать. И прошу вас, успокойтесь. —Казалось, ее растерянность и гнев забавляют его.

— Я вам нравлюсь, Скарлетт, признайтесь?

Это было уже больше похоже на то, чего она ждала.

— Ну, иногда, немножко, — осторожно сказалаона. — Когда вы не ведете себя как подонок.

Он снова рассмеялся и прижал ее ладонь к своей твердой щеке.

— А ведь я, сдается мне, нравлюсь вам именно потому,что я подонок. Вам в вашей упорядоченной жизни встречалось так мало истинных,отъявленных подонков, что именно это качество странным образом и притягиваетвас ко мне.

Разговор снова принимал неожиданный оборот, и она опятьсделала безуспешную попытку вырвать руку.

— Неправда! Мне нравятся благовоспитанные мужчины,такие, на которых можно положиться, что они всегда будут вести себя какджентльмены.

— Вы хотите сказать: мужчины, которыми вы можетевертеть, как вам заблагорассудится. Впрочем, в сущности, это одно и то же. Ноне важно.

Он снова поцеловал ее ладонь. И снова по спине у нее приятнопоползли мурашки.

— И все же я нравлюсь вам. А могли бы вы полюбить меня,Скарлетт?

«Наконец-то! — промелькнула торжествующая мысль. —Теперь он мне попался!» И с наигранной холодностью она ответила:

— Конечно, нет. Во всяком случае, пока вы не изменитесвоего поведения.

— Но я не имею ни малейшего намерения его менять.Следовательно, вы не можете полюбить меня. Я, собственно, на это и рассчитывал.Так как, видите ли, хотя меня неудержимо влечет к вам, я вас тем не менее нелюблю, и было бы поистине жестоко заставлять вас вторично страдать отнеразделенной любви. Не так ли, моя дорогая? Вы позволите мне называть вас«дорогая», миссис Гамильтон? Впрочем, я ведь буду называть вас «дорогая», дажеесли вам это не очень нравится, так что, в общем-то, все равно, я спрашиваю этопросто для соблюдения приличий.

— Вы не любите меня?

— Разумеется, нет. А вы думали, что я вас люблю?

— Слишком много вы о себе воображаете!

— Ну ясно, думали! Как больно мне разрушать вашииллюзии! Мне следовало бы полюбить вас, потому что вы очаровательны и обладаетемножеством восхитительных и никчемных дарований! Но на свете много столь жеочаровательных, столь же одаренных и столь же никчемных дам, как вы. Нет, я васне люблю. Но вы нравитесь мне безмерно — мне нравится эластичность вашейсовести и ваших моральных правил, нравится ваш эгоизм, который вы весьма редкодаете себе труд скрывать, нравится ваша крепкая жизненная хватка, унаследованная,боюсь, от какого-то не очень далекого ирландского предка-крестьянина.

Крестьянина! Да это же просто оскорбительно! От возмущенияона пролепетала что-то бессвязное.

— Не прерывайте меня! — попросил он, стиснув ейруку. — Вы нравитесь мне потому, что я нахожу в вас так много черт,которые сродни мне, а сродство притягательно. Я вижу, что вы все еще чтитепамять богонравного и пустоголового мистера Уилкса, вероятнее всего уже полгодапокоящегося в могиле. Но в вашем сердце должно найтись местечко и для меня,Скарлетт. Перестаньте вырываться, я делаю вам предложение. Я возжелал вас спервой же минуты, сразу, как только увидел в холле в Двенадцати Дубах, где выобольщали беднягу Чарли Гамильтона. Я хочу обладать вами — ни одной женщины яне желал так, как вас, и ни одной не ждал так долго.

От неожиданности у нее перехватило дыхание. Несмотря на всеего оскорбительные слова, он все же любит ее и просто из упрямства не хочетоткрыто признаться в этом — боится, что она станет смеяться над ним. Ну, вот теперьона ему покажет, сейчас он у нее получит.

— Вы предлагаете мне стать вашей женой? Он выпустил ееруку и расхохотался так громко, что она вся съежилась в своем кресле-качалке.

— Упаси боже, нет! Разве я не говорил вам, что несоздан для брака?

— Но… но… так что же…

Он поднялся со ступеньки и, приложив руку к сердцу, отвесилей шутовской поклон.

— Дорогая, — сказал он мягко, — отдаваядолжное вашему природному уму и потому не пытаясь предварительно соблазнитьвас, я предлагаю вам стать моей любовницей!

Любовницей!

Это слово обожгло ей мозг, оно было оскорбительно, какплевок в лицо. Но в первое мгновение она даже не успела почувствовать себяоскорбленной — такое возмущение вызвала в ней мысль, что он считает еенепроходимой дурой. Конечно, он считает ее полной идиоткой, если вместопредложения руки и сердца, которого она ждала, предлагает ей это! Ярость,уязвленное тщеславие, разочарование привели ее ум в такое смятение, что, уже незаботясь о высоких нравственных принципах, которые он попрал, она выпалилапервое, что подвернулось ей на язык:

— Любовницей? Что за радость получу я от этого, кромекучи слюнявых ребятишек?

И умолкла, ужаснувшись собственных слов, прижав платок кгубам. А он рассмеялся — он смеялся прямо до упаду, вглядываясь в темноте в еерастерянное, помертвевшее лицо.

— Вот почему вы мне нравитесь! Вы — единственнаяженщина, позволяющая себе быть откровенной. Единственная женщина, умеющаяподойти к вопросу по-деловому, не пускаясь в дебри туманных рассуждении онравственности и грехе. Всякая другая сначала бы упала в обморок, а затемуказала бы мне на дверь.

Скарлетт вскочила с кресла, сгорая от стыда. Как это у неевырвалось, как могла она сказать такую вещь! Как могла она, получившаявоспитание у Эллин, сидеть и слушать эти унизительные речи, да еще с такимбесстыдством отвечать на них! Она должна была бы закричать. Упасть в обморок.Или молча, холодно встать и уйти. Ах, теперь уже поздно!

— Я и укажу вам на дверь! — выкрикнула она, уже незаботясь о том, что Мелани или Миды у себя в доме могут ее услышать. —Убирайтесь вон! Как вы смеете делать мне такие предложения! Что это я такоесебе позволила… как вы могли вообразить… Убирайтесь! Я не желаю вас большевидеть! Никогда! Все кончено на этот раз. И не вздумайте являться сюда с вашиминесчастными пакетиками с булавочками, с ленточками, все равно я никогда вас непрощу… Я… я все, все расскажу папе, и он убьет вас!