Небольшой салон самолета был оборудован с комфортом ивкусом, включая маленький бар. Пока самолет выруливал на взлетную полосу,отрывался от земли и набирал высоту, мы молчали. Дан сидел напротив меня, и уменя все время падало сердце – всего лишь воздушные ямы, ничего больше.

Дан достал из бара шампанское и два бокала, наполнил их,один протянул мне.

– И часто вы катаете девушек, которые вам нравятся? –не удержалась от шпильки я.

– Нет, – просто сказал Дан. – Вы первая.

– Неужели?

– Покончим с формальностями. Я не женат и никогда небыл женат. Я руководитель концерна, который занимается оргтехникой ипрограммным обеспечением. Ну, и некоторыми другими видами деятельности. Яненавижу пенку на молоке, мне нравится Испания, Ив Монтан и хороший коньяк. Ещемне нравитесь вы.

– Ив Монтан и хороший коньяк! Неплохая компания. Япольщена. Давайте все-таки выпьем за ваш день рождения, если вы не соврали.

– Я не соврал. Хотя я смотрю на вас и совершеннозабываю о нем.

– За вас!

Мы выпили шампанское, и оно сразу же ударило мне в голову –будь осторожна, Ева…

– Серьга сказал, что вы купили мой портрет.

– Серьга?

– Сергей, художник…

– Так вот источник утечки информации! Да, я купил вашпортрет. Мне он очень нравится, но в нем есть единственный недостаток…

– Он не закончен.

– Вовсе нет. Мне как раз нравится, что он не закончен.Он несовершенен, и в этом его прелесть. Совершенство всегда мертво, и нетничего скучнее этого. Нет ничего скучнее смерти.

Действие шампанского не проходило, поэтому мне трудно былоспорить с Даном. В последнее время я не вылезала из чужих смертей, иопределение “скучный” было самым далеким от их сути. Я вдруг подумала, чтосостою из них, как из атомов, они складываются в разноцветные генетическиецепочки и передадутся мне по наследству во всех последующих жизнях. СмертьИвана изменила мою душу, смерть Нимотси и Веньки изменила мое лицо, смертьАлены, Фарика и последующие две смерти были причинами и следствиями. СмертьВолодьки подарила мне сегодняшний вечер в самолете и Дана… Восемь смертей… Язнала, что еще придет время, когда они будут являться ко мне по ночам. Носейчас мне не хотелось ни о чем говорить. Пусть говорит Дан.

Но и Дан молчал, он только внимательно рассматривал меня. Ясама налила себе шампанского и спросила:

– Тогда в чем же его недостаток? – Сотни маленькихневинных мазков на холсте никому не могли причинить зла, и уже в одном этом былне недостаток, а достоинство.

– К сожалению, портрет не умеет говорить. Его нельзякоснуться, его нельзя увидеть ни в гневе, ни в радости. Он смотрит только всебя. А мне хотелось бы, чтобы он посмотрел на меня.

Я посмотрела Дану в глаза.

– Как сейчас?

– Почти. – Дан смутился и снова замолчал.

– Когда мы прилетим? – спросила я – только для того,чтобы помочь ему выбраться из непроходимых дебрей молчания.

– Через два часа.

– Что это за город?

– Маленький городишко… Я всегда делал вид, что не имеюс ним ничего общего. Масса приезжих с севера, которые плохо загорают, кожа нета… Все в шортах и сарафанах, но зато в одинаковых соломенных шляпах. Многоинжира, много вина, чуть меньше абхазцев. Их женщины всегда в черном, даже втридцатипятиградусную жару, моря они не видят годами, хотя и живут рядом.

– Кажется, там была война, совсем недавно…

– Там и сейчас предчувствие войны. Но море все такоеже.

– У вас странная фамилия – Сикора… Дан удивленнопосмотрел на меня:

– Вы знаете обо мне больше, чем я предполагал.

– Не волнуйтесь, это единственная скудная информация,которой я обладаю. И все-таки…

– Вообще-то ничего странного в ней нет – это простовенгерские корни. Мой дед был венгром, служил в личной охране Хорти.

– Хорти?

– Хорти – венгерский диктатор, союзник Гитлера.Несколько трусоватый союзник. Когда он бежал, деда причислили к хортистам, онбыл вынужден скрываться.

А потом, где-то в Европе, встретил бабку, котораявозвратилась, из концлагеря. Они полюбили друг друга, хотя это казалось почтиневозможным. Она-то и привезла его Союз, она и слышать ничего не хотела о том,чтобы остаться в Венгрии – или где-нибудь еще. Она слишком любила инжир, икурортников летом, и соломенные шляпы. Деду пришлось поехать с ней, он слишкомлюбил ее. В нашем роду мужчины всегда следуют за женщинами, даже если этогрозит им бедой. Они вернулись в тот самый город, куда мы летим. Она выдаваладеда за украинца из Чопа, это легко было сделать в послевоенной неразберихе. Ипотом – Чоп, это самая граница – Чехословакия и Венгрия, там много мадьяр.Фамилию пришлось модифицировать, получилось – Сикора. Ничегосверхъестественного.

– Действительно ничего.

– Мои дед и бабка принадлежали к враждующим режимам, нополюбили друг друга. Так что я считаю, что в жизни нет ничего невозможного.По-моему, я заговорил о нас. Теперь вы расскажите мне о себе.

Вопрос застал меня врасплох – я совершенно не знала, чторассказывать Дану. У меня не было прошлого, а то прошлое, которое я смутнопомнила, – умерло вместе с несчастной Мышью. Мрачный хирург-пластик постаралсянад моим лицом, но так и не удосужился вылепить новой жизни. А у меня самой небыло времени об этом хорошенько подумать. Но даже если бы я попыталась, тообязательно запуталась бы во вранье. Я не хотела врать. И не хотела казатьсялучше, чем есть.

– Как-нибудь потом. – В самом деле, не об убитых жемною людях ему рассказывать.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Дан. – Мнепросто хотелось побольше узнать о вас…

…Мы приземлились на маленьком аэродроме, еще пахнущемумершим летом – разительный контраст с Москвой. Сквозь треснувшие бетонныеплиты рулежки пробивались стрелы пожухлой травы. Здание аэропорта было тусклоосвещено – почти нет рейсов, объяснил мне Дан. Возле него нас уже ждала машина– старенькие “Жигули” со вставленными ключами зажигания. Дан бросил спортивнуюсумку на заднее сиденье и деловито устроился за рулем.

– Не очень-то похоже на то, что вы не были здесьпятнадцать лет, – сказала я. – И не очень-то это похоже на спонтаннуюодноразовую акцию.

– Я действительно не был здесь пятнадцать лет. Но востальном вы правы – мероприятие подобного рода требует некоторойпредварительной подготовки. У меня ушло на это три дня и несколько телефонныхзвонков.

– Вы были уверены, что я полечу с вами?

– Нет, я не был в этом уверен. Но я очень этого хотел.Думаю, Сергей очень хороший художник.