– А самолет? – глупо спросила я. – Неужели всего этогоне было, неужели все это мне только приснилось? Не приснилось, не моглоприсниться – мои волосы пахли солью от близкого и покинутого моря, а в одеждеощущалась невесомая влажность – так бывает от ночного присутствия большой воды.Да и Дан был небрит, щетина уже проступила. Я протянула руку и коснулась егоподбородка. Восхитительная небритость сразу же успокоила меня – это живойчеловек, а вовсе не ангел, перенесший меня на старый маяк.

– Похоже, что не приснилось, – успокоил меня Дан. –Полвосьмого… Мы вернулись, хоть и с маленьким опозданием. Я ведь обещал.

– А как я оказалась в машине?

– Мне просто не хотелось вас будить… Неужели я заснулатак крепко, что даже не почувствовала, как Дан перенес меня?.. Это былостранно, это было не похоже на Еву – ту, которая всегда настороже. Но чтотеперь я знала о себе? Одно-единственное: я хотела, чтобы этот человек никудане уходил.

– Подниметесь ко мне? Я угощу вас кофе.

– Если я поднимусь, меня будет трудно выгнать.

– Обещаю, мне и в голову не придет вас выгонять.

– Увы, – Дан с сожалением развел руками. – У менясегодня чертова масса работы. Три встречи с утра.

– Значит, праздник кончился.

– Похоже, что нет. – Он взял мою руку и нежно поцеловалее. – Если вы не возражаете… Если вы не будете против – я приеду к вам вечером…

– Я не буду против. Что теперь вы хотите мне показать?Меня будет трудно удивить после сегодняшней ночи.

– Ну, острова Мартиника я не могу обещать. И БерегаСкелетов тоже. Но если вас не разочарует частнопрактикующий верный рыцарь…

– Не разочарует.

– Тогда я позвоню вам в пять.

– Вы же не знаете моего номера телефона. – Еваопределенно обладала аналитическими способностями, нужно отдать ей должное, онаникогда ничего не забывала.

– Сдаюсь, сдаюсь, – Дан поднял руки. – Конечно с, язнаю ваш номер телефона. Я узнал его у Сергея. Но разу им не воспользовался…

"Маленькая ложь рождает большое недоверие, Штирлиц”, –сказала бы Алена, но Алена была мертва.

– Маленькая ложь рождает большое недоверие, Штирлиц, –сказала я Дану вместо Алены, наставительно подняв палец.

– Тогда вы должны знать, что маленькая ложь – этоспутник влюбленных, – просто ответил Дан. – Это лишь часть признания, которое ясобирался вам сделать.

Я приложила ладонь к губам Дана:

– Не сейчас…

– Хорошо. Тогда в пять. Я позвоню вам.

– Да.

, Он помог мне выбраться из машины и снова поцеловал руку напрощание.

– Это был мой лучший день рождения. Спасибо вам, Ева…

Я коснулась губами его щеки.

– Вы свозили меня на курорт, теперь я пересталазавидовать толстым женам советских номенклатурных работников. А если серьезно –это было удивительное приключение. Спасибо, Дан.

…Он резко взял с места – ему нравилась скорость, я понялаэто еще у моря, когда он выжимал из стареньких “Жигулей” все, на что они былиспособны.

Я закрыла за собой дверь подъезда – замечательно унылого,потрясающе обыкновенного, – и тут же силы оставили меня. Я присела на ступенькии прижалась лицом к крашеным прутьям лестницы: мне хотелось спать, мне хотелосьплакать, мне хотелось видеть Дана, мне хотелось долго не видеть его, чтобы привстрече сказать: “Как долго тебя не было. Я устала жить без тебя…”; мнехотелось, чтобы эта ночь повторилась, чтобы она повторялась еще и еще…

– Вам плохо, девушка? – раздался голос за спиной.Старик с маленькой собакой внимательно рассматривал меня. Собака, крошечнаяжалкая левретка со слезящимися глазами, тоже взирала на меня с любопытством.

– Нет, мне хорошо, – ответила я старику, внезапнополюбив и его, и собаку. – Мне очень хорошо. Но ведь так не бывает… Так неможет длиться долго. Как вы думаете?

– Я думаю, вам не стоит сидеть на камне, –рассудительно сказал старик, – вы простудитесь.

– Может быть, мне стоит влюбиться? Может быть, мнестоит поверить ему?

Я поднялась, пропустив старика, и отправилась к себе.

…Сунув ключ в дверь, я сразу же поняла, что что-топроизошло: ключ не проворачивался в замке. По инерции я еще возилась некотороевремя и даже толком не успела ничего понять, когда дверь тихонько скрипнула иприотворилась. Все мысли сразу же предательски оставили меня, а море сталотаким же далеким, каким ему и положено быть для жителей северных городов.Праздник кончился.

Только не входи.

Я судорожно соображала: Олег Васильевич – нет, он никогда бытак не поступил, ласки и горностаи всегда осторожны, а их узкое тело можетвтиснуться в любую щель без малейшего урона для последней… Сломанный замок былпохож на яростную акцию устрашения – и я тотчас же подумала о кассете, письме исумочке, оставленных у Володьки, – Боже мой, я совсем забыла о них. А об этомне стоило забывать ни на минуту – когда в квартиру Володьки вломились слесарь ивозмущенный сосед – там не было ничего… Я была защищена от неизвестности толькодверью, и даже Дан не мог помочь мне – сейчас он наверняка мается в пробке наСухаревской, в это время всегда дикие пробки… Какой у него нежный небритыйподбородок.

Я тряхнула головой: думать о нем перед дверью вскрытойквартиры – это полный идиотизм, неужели ты действительно влюбилась? Это яснодавно, зачем задавать глупые риторические вопросы…

В квартире было тихо – так тихо бывает лишь в отсутствиелюдей, от них не расходятся волны напряжение ожидания. В конце концов, глупостоять на лестничной площадке, надо войти и посмотреть… В прошлый раз, когда тывошла в свою собственную открытую квартиру, ты обнаружила там лишь мертвогоНимотси и двоих его убийц. Тогда тебе повезло. Может, и сейчас повезет – глупостоять на лестнице, глупо, глупо…

За дверью было по-прежнему тихо.

Ну давай, не вечно же стоять здесь, и Дан должен позвонить впять часов…

Я вошла, оставив дверь открытой настежь, чтобы сохранитьсебе путь к отступлению. Но в квартире никого не было.

Никого и ничего, кроме изуродованной до основания комнаты,вспоротых кроватей, развороченных кресел, опрокинутого стола, разобранноготелевизора, перевернутых видеомагнитофонов.

Точно такой же беспорядок царил и в кухне, все содержимоенастенных шкафов было вывалено прямо на пол и теперь лежало на паркете,пересыпанное гречневой крупой, которую я купила пару дней назад…

Я не удержалась и села на изуродованный подлокотник кресла:вот оно, сезон охоты начался, какого только тигра ты решила подергать за усы? Ябыла почти уверена, что тигр откликается на имя Александр Анатольевич и, вполневероятно, они и сейчас следят за мной. Логично предположить, что Шинкарев хочетвыяснить, кто же за мной стоит: в то, что я, одиночка, довольно сложноповерить, я его понимаю. Но мне было не до логики – Боже мой, провидение взяломеня за потную ладонь, когда я решила оставить дневник и кассету у Серьги, ониопоздали…