о полковнике знал только один человек — Черный, но ему Ливанов верил, пожалуй, больше, чем самому себе: поражения и неудачи только озлобляли Черного и заставляли действовать еще энергичней и изворотливей.

Арест военспецов из штаба округа потряс Ливанова. Он уже подумывал бежать в Архангельск к англичанам, но предпринятые им меры безопасности полностью оправдали себя — полковнику по-прежнему верили в штабе.

На время Ливанов притих и молил Бога, чтобы о нем забыли в Москве.

Но о нем вспомнили — с паролем от Невицкого в город явился полковник Иванцов из колчаковской контрразведки. Ливанов познакомился с ним во время мятежа — Иванцов командовал офицерским отрядом, занимавшим позиции на Стрелке. Потом вместе с Перхуровым и штабс-капитаном Бусыгиным он вырвался из города на пароходе «Пчелка», судьба занесла его в Омск, где Иванцов принял участие в колчаковском перевороте.

На этот раз Иванцов прибыл к ним в город для инспекции и финансирования поволжской агентуры колчаковской контрразведки. Воспользоваться «Фултоном» предложил Черный, который сам вызвался отправиться в этот рейс. А Иванцов, передав ему деньги и инструкции, перебрался в отряд Бусыгина, чтобы объединить действующие под городом бело-зеленые отряды.

Таким образом, в городе не осталось никого, кто бы знал подлинное лицо Ливанова. В штабе после ареста военспецов он стал работать не просто добросовестно, а на износ, чем еще больше укрепил свое положение.

Связь с Бусыгиным полковник поддерживал через лавку Менделя, но сам в ней не появлялся — пользовался беспризорниками, которые за полбуханки хлеба готовы были на все.

Ливанов считал, что допустил только одну ошибку — помог Черному достать динамит. Если чекисты пойдут по этому следу, то непременно выйдут на него — Ливанова.

Перед самым отходом «Фултона» Черный пытался успокоить полковника:

— Не отказывайте мне в удовольствии посмотреть, как все это сопливое дерьмо пойдет на дно вместе со своими воспитателями. У меня с большевиками давние счеты. Да и вам этот взрыв окажет услугу — большевиков и чекистов возмущенные жители голыми руками будут душить.

Ливанов был не из слабонервных, но озлобленность Черного передернула даже его. Однако возражать не стал — Черный был прав в том, что крушение «Фултона» придется как нельзя кстати.

Чтобы весть о гибели «Фултона» упала на благодатную почву, ее нужно было подготовить заблаговременно. С этой целью Иванцов обратился к бывшему царскому генерал-адъютанту Лычову, сын которого тоже служил в колчаковской контрразведке.

Ненависть к советской власти переполняла старого князя, он поклялся богом сделать все возможное и невозможное, чтобы о взрыве «Фултона» и гибели детей узнал весь город, обещал привлечь к этому «святому делу» всех своих знакомых.

Теперь взрыв «Фултона» уже не казался Ливанову преступлением — в борьбе с большевиками все средства хороши.

Ловушка

Весь день перед бегством из города Ливанов провел на станции Всполье — руководил погрузкой оружия. В потайном кармане кителя лежали копии последних секретных приказов по штабу военного округа, расписание движения воинских эшелонов в сторону Северного фронта и подробнейший план города, на котором были помечены военные склады с оружием и продовольствием, красноармейские казармы и места дислокации чоновцев.

Все эти материалы, тщательно и с риском собранные Ливановым, должны были обеспечить успешное взятие города бело-зелеными отрядами. Эта мечта целиком завладела помыслами полковника, помогала ему устоять в трудные минуты.

Казалось, еще никогда время не шло так медленно, как в этот, последний день пребывания Ливанова в городе. Хотелось как можно скорее оказаться среди своих, сорвать с фуражки опостылевшую красную звезду и опять почувствовать себя дворянином, полковником Генерального штаба.

Чтобы отвлечься, не выдать переполнявшего его нетерпения, Ливанов вызвался сам участвовать в погрузке — вместе с красноармейцами затаскивал на платформы артиллерийские орудия, носил ящики со снарядами, пломбировал вагоны.

К вечеру на станцию прислали взвод охраны — он должен был сопровождать эшелон до места назначения. Командир взвода — высокий, хмурый солдат с серыми, цепкими глазами — сказал Ливанову:

— Мне сообщили, вы тоже отправляетесь с эшелоном. Будем действовать совместно. Когда закончите погрузку?

— К полуночи. Осталось загрузить последний вагон. Как будет организована охрана?

— За охрану не беспокойтесь, мои ребята не впервой сопровождают такие эшелоны.

— И все-таки я хотел бы знать... — начал было полковник Ливанов.

Командир взвода дернул фуражку за козырек и недовольно заявил:

— Вы занимайтесь погрузкой, я — охраной. Если потребуется, посоветуюсь с вами.

Кровь ударила Ливанову в лицо — всякое быдло поучает его, полковника Генерального штаба! Докатилась матушка-Россия. Выхватить бы из кармана браунинг и разрядить до последнего патрона в эту наглую мужицкую морду. Но надо сдержаться, немного осталось, буквально считанные часы.

«Сам расстреляю мерзавца», — решил Ливанов, и эта мысль несколько успокоила его, заставила действовать еще осмотрительней.

Небрежно козырнув, командир взвода отправился расставлять часовых. Ливанов с ненавистью посмотрел в его прямую, негнущуюся спину.

Погрузка закончилась раньше, чем предполагал Ливанов. Осторожно, с оглядкой, пытался определить количество охраны, запомнить, как расставлены часовые. С удовлетворением отметил, что на бравых вояк они мало похожи — молодые и хлипкие, видимо, недавно взяли винтовки в руки, а те, что постарше, такие вялые, словно неделю не спали. Подтягивались и старались принять бодрый вид только при приближении командира взвода, а на полковника и внимания не о­бращали.

Что-то беспокоило Ливанова в этом неразговорчивом, хмуром человеке, а что именно — полковник и сам не мог понять.

В комнате дежурного по станции, пытаясь унять волнение, выпил два стакана горячего кипятку с сахарином.

Все чаще поглядывал на часы, но тут же успокаивал себя — появляться на станции раньше намеченного срока Бусыгину опасно. Время еще было, но как медленно оно тянулось!

Гремя сапогами, в комнату вошел военный в шинели, перепоясанной портупеей, с маузером на боку. Мельком взглянув на него, Ливанов уткнулся в разложенные на столе документы.

— Товарищ Ливанов! — услышал он резкий, уверенный голос. — Срочный пакет из штаба военного округа.

От сердца отлегло — явился всего-навсего посыльный. И тут же неприятно подумалось: «А что, если в штабе решили не отправлять меня с эшелоном?»

Не глядя на посыльного, Ливанов вскрыл конверт и прочитал:

«Мои люди возле станции. Приказывайте, что делать дальше».

Полковник вскинул голову — и узнал в стоящем напротив него военном штабс-капитана Бусыгина.

— Почему только сейчас сообщили? — пытаясь скрыть радость, как можно строже спросил он, потряс письмом и сразу же засунул его в карман кителя.

— Я не в курсе, товарищ Ливанов. Мое дело — доставить пакет, — четко ответил Бусыгин.

Насколько знал Ливанов, штабс-капитан не служил у большевиков ни дня, но красного связного изображал безупречно, не придерешься.

— Ладно, не оправдывайтесь. Идемте со мной, — недовольно проговорил Ливанов, а дежурному по станции сказал: — Если меня спросит начальник охраны — буду через полчаса...

Перешагивая рельсы, поблескивающие в свете фонаря, они направились к темному тупику. Оглянувшись, Ливанов крепко пожал руку Бусыгину:

— Очень рад, штабс-капитан, что вы откликнулись на мою просьбу и лично возглавили отряд. Сколько у вас человек?

— Двадцать, как и договаривались. А сколько в охране? Как они распределены?

— Тут такой командир охраны — я чуть не пристрелил, подлеца. Примерно человек тридцать, но в основном необстрелянные, службы как следует не знают. Главное — действовать быстро и решительно. Впрочем, не мне вас учить, штабс-капитан. Целиком полагаюсь на ваш опыт.

— Люди у меня отчаянные. Вы только разместите нас, а там эта красная сволочь и пикнуть не успеет...

Бесшумно, как тени, люди Бусыгина проскользнули в товарный вагон, загнанный в тупик