Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Забавно, сколь яро ты защищаешь их после всего, что мы узнали! Может, долг электа заставляет тебя делать это? Или… это все потому, что ты был влюблен в одну из них?
Молчаливо следившую за перепалкой Лу обдало неприятным холодком. Она перевела взгляд на господина, ожидая, что тот станет спорить, возражать, отрицать… и острым, насмешливо-издевательским уколом ревность ткнула ей прямо в грудь, в самую болезненную точку, когда Хартис сжал губы, и, скосив на нее глаза, неловко отвернулся.
– Это… это вообще здесь ни при чем.
Его рука безотчетно скользнула по бедру, по бугорку в кармане. Лу прекрасно знала, что там лежит. То, с чем мужчина никогда не расстается, чем дорожит больше всего. Гадальные камни в зеленом мешочке.
Подарок ангела.
С глупой надеждой, что это останется незамеченным, Лу медленно шагнула назад, еще и еще, пятясь к выходу. Внутри раскатывались прохладные волны абсолютной растерянности – будто бы все, что удалось постичь за три месяца в этом мире, оказалось одним гротескно раздутым заблуждением. Словно блестящие осколки в подаренном Руфусом чудном цилиндре под названием калейдоскоп: легкий поворот руки, и картинка, которую ты видел, преображается и становится совершенно иной.
Кто-то окликнул ее, но она уже взлетала по лестнице в свою комнату и захлопывала дверь. Нет, неправильно было продолжать считать эту комнату своей, раз Хартис вернулся. Лу лихорадочно сгребла в кучу собственные скромные пожитки и скинула в угол. Затем опустилась за стол, придвинула лист бумаги и вцепилась в перо, нервно постукивая его кончиком по столешнице.
«…все потому, что ты был влюблен в одну из них?»
Лу давно догадывалась. По косвенным признакам, по словам, которые повисали в воздухе, оставаясь невысказанными. Вивис могла с легкостью упоминать и даже подтрунивать над юношеским романом Хартиса с дочерью ее подруги, Джесс… но явно утаивала что-то, когда речь заходила об ангеле.
Нет, не время для эмоций. Перед Лу стояла задача поважнее – опустить на бумагу все, что ундин сказал об артефакте, все до мельчайшей детали. Потом Вивис и Вальтер сделают то же самое, и они сопоставят все, что имеют, и получат наиболее общую картину. А потом…
Наверное, нужно будет тоже отправиться на поиски оставшихся ангелов, подумала Лу. Но она не имела понятия, как подступиться к этой задаче. Сейчас следовало решить более насущные вопросы. Во-первых, пробудить Вальтера от гипноза. Во-вторых, написать доклад. В-третьих, представить его в ордене.
«Игла-ангелика», записала Лу и несколько раз подчеркнула. «Создает химер. Находится в Эдене».
Она ненадолго зависла, пытаясь представить, как выглядит этот артефакт. Из-за названия складывалось впечатление, что это что-то крохотное, но вряд ли что-то крохотное могло обладать такой силой? Лу плохо представляла себе и другие чаройтовые артефакты. По словам Вивис, они были огромными, прозрачными и эфемерными. Лу сделала пометку, чтобы позже расспросить об этом у Хартиса – уж он-то всяко видел один из них.
«Должна была уничтожать демонов», написала она ниже. «Но произошла»… Она потерла лоб, пытаясь вспомнить.
А, да. «Катастрофа».
Это слово, такое далекое для ее понимания, все же содержало в себе затаенную жуть, которая заставляла мурашки ползти по телу, стоило только посильнее в него вдуматься. Лу плохо представляла себе жизнь обитателей Эдена. Сейчас большинство ее чувств затмевала неприязнь к ангелам из-за ревности, и все же… Это был целый народ, так? Они жили и умирали, строили и разрушали, любили и мечтали. Среди них были старики, дети, женщины, мужчины. Может ли быть, что всего этого… просто не стало в один миг?
Что именно с ними произошло? Было ли им больно, страшно?
А главное… погибла ли та из них, что преподнесла Хартису столь ценный дар?
Позади раздался скрип. Лу обернулась. Вошедший в комнату элект прислонился к двери и, поникнув, съехал по ней вниз.
– Я укрепил барьер.
Волосы на его лбу слиплись от пота, кофейная кожа посерела от усталости – похоже, наложение чар высосало из него последние силы. Лу обеспокоенно приблизилась, прикидывая, сможет ли дотащить до кровати человека в два раза тяжелее себя.
– Тебе нужно прилечь…
– Прости за все это, – взмолился Хартис, утягивая ее вниз и обвивая руками талию. – Не понимаю, что на меня нашло… Вернее, понимаю, но лишь теперь. Это все из-за смерти. Не только тело ведет себя странно, но и душа тоже. Внутри все клокочет, словно вулкан.
Стоя на коленях, Лу прижала его голову к груди, успокаивающе ероша влажные волосы.
– Я не сержусь. Только не ругайся больше с мамой. Она хорошая. Но она… не поймет. Про нас с тобой. Что я твоя рабыня.
– Лу, ты не…
– Нет. Я рабыня. И хочу ей быть. Ты – мой господин, ты – все для меня. Если прикажешь, я поеду с тобой в Юз. Потому что твое слово для меня – закон.
Осыпав поцелуями хрупкие ладони, Хартис одарил Лу взглядом столь пронзительным, что у девчонки екнуло в груди.
– Ты же понимаешь, что если с тобой что-нибудь случится, я сойду с ума?
– Это мои слова. Разве я сражаюсь с химерами? Вся моя работа здесь… Может, это лишь бестолковая трата времени, но так я занята хоть чем-то, ведь стоит мне остаться без дела, как я начинаю думать о тебе, о том, что каждый миг ты подвергаешь себя опасности…
– Я-то? Смешно слышать подобное от той, кто ввязалась в какую-то заварушку в Глиеринанде… У меня, по крайней мере, еще есть запасная жизнь.
Девчонка вздохнула, плюхнулась на пол рядом с ним и обняла руками колени. Хартис, совсем как Вивис недавно в фаэтоне, уронил голову ей на плечо. Помедлив, произнес:
– Можно спорить с мамой сколько угодно, но она во многом права. О том, что ты оказалась в самой гуще каких-то невероятных событий. И о том, что я эгоистичен с тобой. Да, так и есть – я бросил тебя, бросил в Аверсайде совсем одну, и до сих пор не могу себе это простить…
– Перестань. Даже когда я не верила в существование этого мира и считала, что ты его попросту выдумал, я не злилась. А тем более теперь, когда понимаю, какой сложный выбор перед тобой стоял. Но ты сделал правильный, думаю. Для электа стремиться защищать своих близких, свой народ, свою страну – разве это не естественно?
– Четыре года я торчал в Аверсайде и не вспоминал о своем долге. Умоляю, хоть ты не делай из меня какого-то