Се, [Великого мужа] блистательного преуспеяния") в 3 цзюани.

Сохранились:

 тексты для ритуальных песнопений — "Сун ши цзу мяо гэ эр шоу" (宋世祖廟歌二首' "Две песни [для исполнения] в храме предков [Лю-]Сун") и "Сун мин тан гэ цзю шоу" (宋 明堂歌九首 "Девять песен [для исполнения] в святилище Минтаи [Лю-] Сун").

16 полных ши, среди них:

преобладают стихи официального характера (о придворных торжествах и благих знамениях, созданные по высочайшему повелению), например: "Жуй сюэ юн" (瑞雪詠 "Воспеваю благое знамение в виде снега") "Ци си е юн нюй нюй ин чжи ши" (七夕夜詠牛女應制詩 "Стихи, созданные по Высочайшему образцу "Вечером седьмого дня воспеваю Пастуха и Ткачиху""), "Ши янь суань шань ши" (侍宴蒜山詩 "Стихи об участие в пиршестве в горах Суаньшань"); "Хэ юань жи сюэ хуа ин чжао ши" (不口元日雪花應詔詩 "Стихи, созданные по Высочайшему повелению, о снеге [словно] цветы, [пошедшем в] гармонии с первым днем Нового года").

 4 фу (преимущественно во фрагментах), наиболее известна полная "Юэ фу" (月賦 "Ода о луне")

 28 произведений (полностью и во фрагментах) в нескольких жанрах вэнь, среди них:

7 бяо, 3 щу, 2 лэй; наиболее известна "Сун сяо у сюань гуй фэй лэй" (宋孝武宣貴女己 "Эпитафия Сюань, драгоценной госпоже [императора] Сяо-у [времен Лю-]Сун").

Источник: Кравцова М.Е. "Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э.", 2019

Перевод: Алексеев В.М.

Лунная поэма ("Князь чэньский, только что он схоронил друзей своих Ин и Лю...")

I

Князь чэньский,

  только что он схоронил друзей своих Ин и Лю,

  горю предавшись душой, так целые дни проводил.

  Мохом зеленым порос уж

  стройный красавец дворец,

  села душистая пыль густо на весь бельведер.

  Князь был печалью объят

  и болью сердечной измучен,

  ночью глухою ему стала безрадостной жизнь.

II

И вот тогда

  он расчистил все дороги, орхидеями заросшие,

  в стройный вид привел он сад свой,

  весь в акациях коричных.

  Со свистом помчался на гору,

  дышавшую холодом, мглою,

  стал с колесницей вверху,

  где осенью стыл перевал.

  Подойдет к глубокой пропасти —

  заскорбит о них, далеких,

  иль заберется на вершину он —

  ранят сердце те, ушедшие.

III

В это время

  косая Река водворилась куда-то по небу налево

  и северный солнечный путь на юг устремил свой бег.

  Как белой росою, сверкал

  насыщенный инеем воздух,

  и светло-простая луна катилась по небу волной.

  Князь запел в глубокой думе древнециские стихи,

  с умиленьем удручался

  древнечэньскими строфами.

  Затем он вынул кисть, достал листок,

  велел писать об этом Чжун-сюаню.

  А Чжун-сюань встал на колени перед князем

  итак ему сказал:

  "Покорнейший слуга ваш, князь,

  безвестный житель он восточных захолустий,

  происхожденьем он из пустырей и гор.

  Незрячий в истине, неграмотный в науке,

  в ничтожестве своем он милость вашу взял".

IV

Как повелось мне слышать,

  "Внизу, погруженное в бездны,

  лежит в неизменнейшей правде;

  вверху, облеченное в свет, — вечный закон всего.

  Там солнце сияет во имя света горячей силы,

  луна же свята в небесах тенью студеных начал".

  Она державно овладевает

  фусанским светом в Восточном море,

  она преемствует луч на Дубе,

  на Дубе светлом в закатной бездне.

  Она предвечного Зайца тянет

  в чертоги неба, где сам Владыка,

  она вселяет святую фею Чан Э

  белейшую в свой покой.

  Мутно неверным восходом она указует пороки,

  правильной тенью родясь, доблесть являет царя.

  Идет по созвездьям она, свечой проникая повсюду,

  и вслед за звездою сейчас дождь иль ветер сулит.

  Добавит сиянья Тройным дворцовым

  пышным чертогам,

  Усилит сверканье Дворца светлейшего всех владык.

  Она ввела свой блеск —

  и дело царства У блистательно свершилось.

  Влила волною жизнь — и путь

  для царства Хань нашел свой яркий блеск.

V

Посмотрим на нее теперь, когда

воздух прозрачен и светел

над краем земли в отдаленье,

тучи, свернувшись, ушли —

там, на конце небес...

Зыбь начинает тревожить осенние воды Дунтина,

с дерева поздний лист падать как будто готов...

Хризантема разбросала красоту свою

повсюду, на горах и их вершинах.

Дикий гусь разлился плачем над быстринами

речными, в перекатах Янцзыцзяна.

Она свой чистый зрак подъемлет там,

в далекой, далекой мгле

И свой прозрачный луч шлет нам сюда

в чудесно прекрасном сиянье...

Все созвездья потускнели,

свой ковер лучистый скрыли...

В долгом пологе блестящем притаила свет Река.

Святость мягкая земная

снегом блещущим застыла,

Круг таинственного неба чист, как зеркало воды.

Стройный ряд дворцовых зданий

ярким инеем белеет:

на ступенях, где ни взглянешь, —

лед хрустальной чистоты.

VI

Теперь наш князь,

устав от утренней забавы,

пиры ночные возлюбил.

От дивных плясок отстранился

и звонкий камень отвязал.

Покинул дом в свечах зажженных,

для этих лунных стен дворца.

Душистое вино уж на столе

и цитра звонкая готова.

Конца ж теперь

ночь холодная настанет, и на сердце неуютно,

в бамбуках завоет ветер — вой в напевы перейдет.

Нет родного человека здесь, поблизости со мной,

лишь подходят, чередуясь, люди странные, чужие.

Внимаю птице на лугу, что ночью слышат небеса,

и слушаю осенний зов во флейте дальних северян.

VII

Тогда

  подвернуты струны, настроена цитра,

  и песни и лица в отменном согласье.

  Я разгуливаю в песне про "Розу на доме ночью"

  и скорблю, скорблю душою в песне про "Покатый холм".

  Звучащий лес вобрал в себя свирель стихии,

  и рябь стихает на воде озер.

  Душу в горестном волненье, ах, кому мне поручить?

  Воззову клуне светлейшей и протяжно запою!

VIII

И песнь моя гласит:

  Милый друг далеко от меня ушел,

  вести прекратил. Ни звука,