Он схватил его за локоть и поставил к зеркалу. Митя, увидавсвое запачканное кровью лицо, вздрогнул и гневно нахмурился.

– Э, черт! Этого недоставало, – пробормотал он со злобой,быстро переложил из правой руки кредитки в левую и судорожно выдернул изкармана платок. Но и платок оказался весь в крови (этим самым платком онвытирал голову и лицо Григорию): ни одного почти местечка не было белого, и нето что начал засыхать, а как-то заскоруз в комке и не хотел развернуться. Митязлобно шваркнул его об пол.

– Э, черт! Нет ли у вас какой тряпки… обтереться бы…

– Так вы только запачкались, а не ранены? Так уж лучшевымойтесь, – ответил Петр Ильич. – Вот рукомойник, я вам подам.

– Рукомойник? Это хорошо… только куда же я это дену? – вкаком-то совсем уж странном недоумении указал он Петру Ильичу на свою пачкусторублевых, вопросительно глядя на него, точно тот должен был решить, куда емудевать свои собственные деньги.

– В карман суньте али на стол вот здесь положите, непропадут.

– В карман? Да, в карман. Это хорошо… Нет, видите ли, этовсе вздор! – вскричал он, как бы вдруг выходя из рассеянности. – Видите: мысперва это дело кончим, пистолеты-то, вы мне их отдайте, а вот ваши деньги…потому что мне очень, очень нужно… и времени, времени ни капли…

И, сняв с пачки верхнюю сторублевую, он протянул еечиновнику.

– Да у меня и сдачи не будет, – заметил тот, – у вас мельченет?

– Нет, – сказал Митя, поглядев опять на пачку, и, как бынеуверенный в словах своих, попробовал пальцами две-три бумажки сверху, – нет,всё такие же, – прибавил он и опять вопросительно поглядел на Петра Ильича.

– Да откуда вы так разбогатели? – спросил тот. – Постойте, ямальчишку своего пошлю сбегать к Плотниковым. Они запирают поздно – вот неразменяют ли. Эй, Миша! – крикнул он в переднюю.

– В лавку к Плотниковым – великолепнейшее дело! – крикнул иМитя, как бы осененный какою-то мыслью. – Миша, – обернулся он к вошедшемумальчику, – видишь, беги к Плотниковым и скажи, что Дмитрий Федорович велелкланяться и сейчас сам будет… Да слушай, слушай: чтобы к его приходуприготовили шампанского, этак дюжинки три, да уложили как тогда, когда в Мокроеездил… Я тогда четыре дюжины у них взял, – вдруг обратился он к Петру Ильичу, –они уж знают, не беспокойся, Миша, – повернулся он опять к мальчику. – Даслушай: чтобы сыру там, пирогов страсбургских, сигов копченых, ветчины, икры,ну и всего, всего, что только есть у них, рублей этак на сто или на стодвадцать, как прежде было… Да слушай: гостинцев чтобы не забыли, конфет, груш,арбуза два или три, аль четыре – ну нет, арбуза-то одного довольно, а шоколаду,леденцов, монпансье, тягушек – ну всего, что тогда со мной в Мокрое уложили, сшампанским рублей на триста чтобы было… Ну, вот и теперь чтобы так же точно. Давспомни ты, Миша, если ты Миша… Ведь его Мишей зовут? – опять обратился он кПетру Ильичу.

– Да постойте, – перебил Петр Ильич, с беспокойством егослушая и рассматривая, – вы лучше сами пойдете, тогда и скажете, а он переврет.

– Переврет, вижу, что переврет! Эх, Миша, а я было тебяпоцеловать хотел за комиссию… Коли не переврешь, десять рублей тебе, скачискорей… Шампанское, главное шампанское чтобы выкатили, да и коньячку, икрасного, и белого, и всего этого, как тогда… Они уж знают, как тогда было.

– Да слушайте вы! – с нетерпением уже перебил Петр Ильич. –Я говорю: пусть он только сбегает разменять да прикажет, чтобы не запирали, авы пойдете и сами скажете… Давайте вашу кредитку. Марш, Миша, одна нога там,другая тут! – Петр Ильич, кажется, нарочно поскорей прогнал Мишу, потому чтотот как стал пред гостем, выпуча глаза на его кровавое лицо и окровавленные рукис пучком денег в дрожавших пальцах, так и стоял, разиня рот от удивления истраха, и, вероятно, мало понял изо всего того, что ему наказывал Митя.

– Ну, теперь пойдемте мыться, – сурово сказал Петр Ильич. –Положите деньги на стол али суньте в карман… Вот так, идем. Да снимите сюртук.

И он стал ему помогать снять сюртук и вдруг опять вскрикнул:

– Смотрите, у вас и сюртук в крови!

– Это… это не сюртук. Только немного тут у рукава… А это воттолько здесь, где платок лежал. Из кармана просочилось. Я на платок-то у Фенисел, кровь-то и просочилась, – с какою-то удивительною доверчивостью тотчас жеобъяснил Митя. Петр Ильич выслушал, нахмурившись.

– Угораздило же вас; подрались, должно быть, с кем, –пробормотал он.

Начали мыться. Петр Ильич держал кувшин и подливал воду.Митя торопился и плохо было намылил руки. (Руки у него дрожали, как припомнилпотом Петр Ильич.) Петр Ильич тотчас же велел намылить больше и тереть больше.Он как будто брал какой-то верх над Митей в эту минуту, чем дальше, тем больше.Заметим кстати: молодой человек был характера неробкого.

– Смотрите, не отмыли под ногтями; ну, теперь трите лицо,вот тут: на висках, у уха… Вы в этой рубашке и поедете? Куда это вы едете?Смотрите, весь обшлаг правого рукава в крови.

– Да, в крови, – заметил Митя, рассматривая обшлаг рубашки.

– Так перемените белье.

– Некогда. А я вот, вот видите… – продолжал с тою жедоверчивостью Митя, уже вытирая полотенцем лицо и руки и надевая сюртук, – явот здесь край рукава загну, его и не видно будет под сюртуком… Видите!

– Говорите теперь, где это вас угораздило? Подрались, чтоли, с кем? Не в трактире ли опять, как тогда? Не опять ли с капитаном, кактогда, били его и таскали? – как бы с укоризною припомнил Петр Ильич. – Когоеще прибили… али убили, пожалуй?

– Вздор! – проговорил Митя.

– Как вздор?

– Не надо, – сказал Митя и вдруг усмехнулся. – Это ястарушонку одну на площади сейчас раздавил.

– Раздавили? Старушонку?

– Старика! – крикнул Митя, смотря Петру Ильичу прямо в лицо,смеясь и крича ему как глухому.

– Э, черт возьми, старика, старушонку… Убили, что ли, кого?

– Помирились. Сцепились – и помирились. В одном месте.Разошлись приятельски. Один дурак… он мне простил… теперь уж наверно простил…Если бы встал, так не простил бы, – подмигнул вдруг Митя, – только знаете, кчерту его, слышите, Петр Ильич, к черту, не надо! В сию минуту не хочу! –решительно отрезал Митя.

– Я ведь к тому, что охота же вам со всяким связываться… кактогда из пустяков с этим штабс-капитаном… Подрались и кутить теперь мчитесь –весь ваш характер. Три дюжины шампанского – это куда же столько?

– Браво! Давайте теперь пистолеты. Ей-богу, нет времени. Ихотел бы с тобой поговорить, голубчик, да времени нет. Да и не надо вовсе,поздно говорить. А! где же деньги, куда я их дел? – вскрикнул он и принялсясовать по карманам руки.