заключив между собой договоренность. Однако результаты снова оказались ничейными, так как не доставшиеся им голоса получили коммунисты. Это побудило генерала Иоанниса Метаксаса – обучавшегося в Германии офицера, который призывал королевскую семью сохранять нейтралитет в Первой мировой войне, – провозгласить себя национальным лидером на неопределенное время. Это случилось 4 августа 1936 г., за день до начала объявленной всеобщей забастовки. Король остался на троне и всеми силами старался подтолкнуть Грецию к союзу с Британией, в которой у него были прочные семейные связи, а генерал и его советники пытались установить авторитарный национализм, подобный тому, который захлестывал континентальную Европу.

Между режимом Метаксаса и более полноценными формами фашизма, возникавшими в других странах, были как очевидные различия, так и общие черты. Невысокий, полный, носивший очки Метаксас не был похож на диктатора. В отличие от Муссолини он не возглавлял массовое движение или партию. Он неоднократно заверял греческих граждан, что защитит их интересы как от коммунистов, так и от коррумпированных и своекорыстных старых политических партий. Если Муссолини восхвалял Древний Рим, Метаксас называл себя наследником «третьей греческой цивилизации» – после Древней Греции и Византии. Но в древнегреческом мире Метаксаса больше всего привлекали не мудрость и свободолюбие афинян, а суровый милитаризм и самодисциплина спартанцев. Позаимствовав общие приемы фашистов, он провозглашал себя «первым крестьянином» и «первым трудящимся нации» – предполагая, что эти образы будут близки прочим труженикам.

Сильнее всего при режиме Метаксаса пострадали коммунисты. Их тысячами арестовывал, сажал в тюрьму и отправлял в ссылку министр общественной безопасности Константинос Маниадакис – что, вероятно, увеличивало жизнестойкость Коммунистической партии Греции (ККЭ). Предпринятые режимом попытки приструнить бурный мир греческой культуры и письменности тоже не принесли явных результатов, хотя усилия к этому прилагались немалые.

Через две недели после прихода генерала к власти группа студентов, объявившая о своей поддержке режима Метаксаса, пригласила всех желающих посмотреть на церемонию сжигания книг в Пасалимани (одной из бухт Пирея) или принять в ней участие. Спектр авторов, подвергшихся этой процедуре, был широк и беспорядочен. В их число входили Горький, Толстой, Гете, Дарвин, Фрейд и Джордж Бернард Шоу, а также некоторые из гигантов современной греческой словесности. Помимо религиозного диссидента Никоса Казандзакиса, там были любимцы православной церкви, в том числе Достоевский и Александрос Пападиамантис – благочестивый, искусный бытописатель греческой провинции. В позднейших сожжениях в число уничтожаемых книг входили и гениальные классические произведения, например «Антигона» и надгробная речь Перикла в пересказе Фукидида. В ноябре 1938 г. Маниадакис запретил 445 книг.

Каролос Кун был, вероятно, величайшим греческим театральным режиссером XX в., одним из многих культурных талантов, возникших из пепла османской части греческого мира и нашедших убежище в Афинах. Когда к власти пришел Метаксас, Кун уже прославился оригинальными постановками в Афинском колледже, элитной частной школе, в которой он преподавал. Впоследствии он основал собственный театр. Когда Маниадакис устроил охоту на ведьм, его вызвали в полицию и распекли за постановку «коммунистических» пьес. Таковыми оказались «Плутос», то есть «Богатство», – бичующая алчность сатира, созданная Аристофаном в 408 г. до н. э., и «Мнимый больной», величайшее изображение ипохондрии, принадлежащее перу французского комедиографа XVII в. Мольера.

Тем не менее жизнь в Афинах, особенно в таком разросшемся сверх меры, неуправляемом виде, просто невозможно было подчинить мечтаниям эксцентричных идеологов в военной форме. И на высших, и на низших уровнях греческого общества возникали новые литературные и художественные явления, о которых не мог и помыслить никакой ревностный шеф службы безопасности или тупоголовый полицейский служака. С другой стороны, не существовало и ничего, абсолютно не связанного с политикой. Некоторые формы культуры могли сосуществовать с новым режимом или даже служить ему; другим приходилось играть с властями в кошки-мышки.

С созданием в 1929 г. Национальной туристической организации (ЭОТ) Греция стала больше заботиться о своем международном имидже, чуть ли не подстраиваясь под североевропейский образ романтический страны ослепительных древностей, вечного солнца и нетронутой сельской простоты. Одним из побочных результатов этого стал успех фотографа Элли Серайдари, более широко известной под прозвищем, происходящим от названия ее студии, – Nelly или Nelly’s. Формально она была беженкой: она принадлежала к греческому меньшинству, жившему в окрестностях Смирны, и избежала катастрофы, которая постигла ее общину, потому что училась в то время в Германии. Работая фотографом в Афинах, она создавала великолепные изображения мраморных колонн и ясного неба. Как это ни поразительно, ей удавалось уговаривать знаменитых балерин позировать почти обнаженными среди колонн Парфенона. У ее работ был националистический оттенок, что весьма нравилось режиму Метаксаса, и в 1939 г. она спроектировала греческий павильон для Всемирной выставки в Нью-Йорке – городе, в котором она решила остаться до самого конца своей карьеры.

С каждым годом накапливалось все больше знаний о Древних Афинах и их физического наследия в виде памятников и произведений искусства, отчасти благодаря раскопкам на Агоре, начатым в 1931 г. американскими археологами. Этот проект был результатом очередной, сравнительно благоприятной главы греко-американского сотрудничества. К 1925 г. спрос на любой свободный клочок афинской земли возрос настолько, что выделение пространства вокруг Гефестейона для археологических работ казалось делом почти невозможным. Владельцы расположенных в этом районе участков все нетерпеливее заявляли, что нужно либо выкупить их собственность по справедливой цене либо позволить им заняться укреплением и обновлением зданий. Правительство, у которого не было средств на выкуп, согласилось на второй вариант, но это вызвало решительный протест греческих археологов. Тогда правительство обратилось к иностранным археологическим школам, внушительные офисы которых уже были ярким элементом афинского пейзажа. Надежда собрать средства на выкуп собственности плюс проведение раскопок могла быть только у Американской школы классических исследований в Афинах (ASCSA). Даже это обладавшее хорошими связями заведение сомневалось, следует ли ему принимать на себя такие огромные финансовые обязательства, и его попечители поначалу ответили отказом.

В начале 1928 г. состоялись напряженные переговоры, в ходе которых греческая сторона пыталась настаивать на полной и быстрой выплате компенсации собственникам, а американцы хотели распределить обязательства на тридцатилетний период. Наконец в августе 1928 г. правительство Венизелоса нашло решение, уменьшив участок, передававшийся американской школе: в ведении ASCSA должна была быть восточная часть Агоры, включая стою Аттала, а западной частью должны были заниматься греки. Договорились, что дома у собственников в американской зоне будут выкуплены в течение десяти лет, причем цены будет устанавливать с учетом документальных свидетельств, в том числе налоговых деклараций, оценочная комиссия. Это вызвало очередную волну протестов со стороны собственников, возражавших не против самого выкупа их собственности, а против процедуры, по которой, как им казалось, цены получатся заниженными. Венизелос использовал все свое обаяние, чтобы добиться принятия соответствующего закона вместе с оговорками, которых американцы потребовали для защиты своих интересов. В результате одно из самых профессиональных и продуктивных археологических предприятий всего мира все же заработало, и понимание Древних