В Афинах и Пирее Комиссия построила для беженцев четыре больших квартала, состоящие в общей сложности из 11 150 жилищ … Некоторые из них двухкомнатные и могут вместить только одну семью; другие представляют собой сдвоенные жилища, прочие вмещают по четыре, восемь или шестнадцать семей … По договорам, подписанным жильцами, с них взимается квартирная плата, обеспечивающая передачу жилья в собственность жильцов … по прошествии пятнадцати лет. На деле, однако, когда дома были достроены, в них вселились семьи, численность которых значительно превышала возможности жилья, в результате чего в некоторых … поселениях во многих из жилищ в каждой комнате живет по одной семье, и в большинстве жилищ живет более одной семьи … Собирать с размещенных таким образом семей какую-либо плату чрезвычайно трудно.

Дополнительная трудность … возникла вследствие организованного сопротивления каким бы то ни было выплатам. Приводятся самые разнообразные оправдания – бедность, наличие претензий к правительству, недостатки предоставленного жилья, утверждения, будто дома не стоят тех денег, которые за них взимаются, возражения против любых сборов за коммунальные услуги (дороги, воду, освещение) – словом, любого рода оправдания, способные послужить объяснением неплатежей.

Как объяснял Хоуп Симпсон, в обязанности комиссии не входило обеспечение этих своенравных городских мигрантов заработками, но она делала что могла – предоставляла землю под их предприятия на выгодных условиях. Одним из результатов этой деятельности стало возникновение процветающей ковроткаческой отрасли, в которой работали специалисты, переехавшие из Анатолии. В 1927 г. она заработала на экспорте ковров в Соединенные Штаты 500 000 фунтов. Однако эта отрасль пришла в упадок после финансового краха 1929 г., приведшего Грецию к 1932 г. в состояние неплатежеспособности.

Кварталы для беженцев, о которых упоминает Хоуп Симпсон, – это Вирон (названный в честь Байрона), Неа-Иония и Кесариани в Афинах и Кокинья в Пирее. На южном краю центральной части города образовалась Неа-Смирни (Новая Смирна), в которой селились несколько более состоятельные мигранты; беженцы также преобладали в уже существовавшем районе Калитея.

Хотя жизнь в беженских районах Афин была трудной, это не значит, что там царил хаос. Антропологическое исследование, которое провела в начале 1970-х гг. Рене Хиршон, описывало общественную жизнь в Кокинье, где чувство идентичности и социальные отношения во многих аспектах остались неизменными с момента основания этого района в 1920-х гг. Каркасные дома все еще по большей части сохранялись, хотя многие из них были изобретательно расширены, в основном за счет выкопанных со временем подвалов. Коммунальное обслуживание – мощение дорог, освещение, канализация и так далее – все еще были довольно некачественными, но и в этом отношении жители района придумывали свои собственные творческие решения, в том числе частные канализационные системы. С самого основания так называемых беженских кварталов Афин и по сей день их отличают две кажущиеся противоречивыми черты: высокая доля прихожан, регулярно посещающих церковь, и сильная склонность голосовать за левых. Обе эти особенности связаны с опытом жизни в Османской империи, где религиозные меньшинства были обязаны иметь развитые системы самоуправления. Для этого требовались как влиятельные церкви, так и политическая сознательность.

Хиршон обнаружила крепкие налаженные общины, семейная и социальная жизнь которых была организована в соответствии с ритуалами и ритмами православного календаря с его замысловатыми требованиями, например в отношении гостеприимства, браков, смертей и траура. Правила, касающиеся приданого, были изобретательно приспособлены к скудным материальным условиям Кокиньи. В других местах греческого мира родители невесты могли собирать ей деньги, ценные украшения или фамильные реликвии. В беженском районе главным достоянием новой супружеской пары было фактическое владение жильем. Когда дочь выдавали замуж, дом расширяли и делили, чтобы у новобрачных было хотя бы маленькое, но свое собственное жилище. После заключения брака, который чаще всего устраивали с помощью свахи, невеста оставалась в родительском доме и приводила туда мужа. Вся община в целом представляла собой необычайную смесь социального консерватизма и коллективной политической активности.

Жители Кокиньи хорошо помнили о своем происхождении из Микра Асиа (Μικρὰ Ἀσία – Малой Азии) и считали себя наследниками определенной городской культуры со своими характерными манерами, вкусами и прежде всего кухней, превосходящими то, что существует в европейской Греции. Соответствовали ли эти воспоминания действительности? На самом деле на старом месте их жизнь могла быть чрезвычайно разной: некоторые приехали из скромных деревень в турецкой глубинке, другие жили в богатстве и комфорте на Эгейском побережье. Однако у «беженцев» была одна черта, которой не было у населения принявшей их страны: опыт существования в многообразном обществе, взаимодействия с многочисленными этническими и культурными группами и подстройки отношений под их особенности.

Век спустя влияние этого огромного притока населения на мнения, воспоминания и вкусы, существующие в Афинах и их окрестностях, все еще ощущается. Это помогает объяснить некоторые глубоко неоднозначные аспекты отношения к Турции и турецкой культуре. Вероятно, самым знаменитым уроженцем Кокиньи стал шансонье Йоргос Даларас, в числе баллад которого есть как горестные плачи по утраченным греческим селениям, так и сентиментальные гимны греко-турецкой дружбе. Оба жанра могут растрогать афинян до слез – зачастую одних и тех же афинян.

Более непосредственным результатом притока населения, начавшегося в 1922 г., стал рост Афинской агломерации, как демографический, так и пространственный, до уровня, на котором он практически вышел из-под контроля каких бы то ни было государственных властей. Цифры производят сильное впечатление. Совокупное население Афин с пригородами (с учетом Пирея и других сопредельных городских районов) достигло к 1940 г. 1,1 миллиона человек; в 1928 г. оно составляло 789 000, а в 1920-м – 451 000. В 1928 г. беженцы составляли 28 % из 459 000 человек, живших в узко определенном городе Афины, и 40 % из 252 000 жителей Пирея. Автомобильный транспорт, частный и общественный, помог обеспечить связность городских районов даже на больших расстояниях. Афины и Пирей слились в единую зону застройки, связанную широкими высокоскоростными магистралями. Прокладка проспекта Сингру – артерии, соединяющей центр Афин с прибрежными районами, значительную часть населения которых составляли беженцы, – была начата в 1890-х гг., но завершилась лишь в конце 1920-х. Такое слияние городского пространства не уничтожило грубого характера Пирея с его футбольными командами, бандитами, расположенными в небезопасных переулках ресторанами морепродуктов, в которых грязь сочетается с вкуснейшими блюдами, восточной музыкой и оазисами буржуазной элегантности. Афины не поглотили Пирей, но Пирей слился с Афинами и начал влиять на них.

По всему городу проявлялись все более радикальные крайности. В нем теперь была не только горстка щедрых магнатов, но и устойчивый средний класс, в том числе некоторые торговцы или промышленники, некогда процветавшие в османских землях и сумевшие перевезти свои контакты и умения в Афины. Одну крайность составляли богатые, утопающие в садах северные пригороды, расположенные на безопасном расстоянии от города; другую – трущобы, жители которых обитали в самодельных хибарах, гораздо худших, чем примитивные