К несчастью, у нее в кузове была пустая канистра. Девушказаполнила ее на заправке и шла назад, к застрявшей машине. И тут ее окружилатолпа черных подростков; у девушки отобрали канистру, облили бензином и – какженщина с матерью, старавшиеся изгнать из ребенка дьявола, – подожгли.

Несколько дней спустя девушка умерла. Подростков поймали, икто-то наконец задал им вопрос ценой в шестьдесят четыре доллара: “Как это вампришло в голову?"

– Из телика, – был ответ. – Из программы Эй-би-си “Фильмнедели”.

В конце шестидесятых Эд Макбейн (на самом деле это романистИвен Хантер) написал один из своих лучших романов о 87-м полицейском участке.Роман назывался “Фазз” (Fuz), и в нем рассказывалось о банде подростков,которые смешивали вино с бензином и поджигали эту смесь. По роману снят фильм,который в бесценном справочнике Стивена Шоера “Фильмы на ТВ” охарактеризованкак “легкая комедия”. В фильме снимались Берт Рейнолдс и Рашель Уэлш. Самыйсмешной момент комедии: несколько полицейских, переодетых монашками, гонятся заподозреваемым, задирая рясы и показывая огромные неуклюжие ботинки. Смешно,верно? Животики надорвешь.

Роман Макбейна отнюдь не смешной. Он мрачный и по-своемупрекрасный. И в нем нет сцены в полицейском участке, когда в конце СтивКалделла, переодетый пьяницей, загорается. Продюсеры фильма, очевидно, увиделив этом нечто среднее между “Военно-полевым госпиталем” и “Обнаженным городом”,и неудовлетворительный результат так же достоин забвения, как фастболлы [284]Трейси Сталларда… Только один из фастболлов Сталларда на “Фенвей Парке”позволил Роджеру Марису совершить рекордную шестьдесят первую пробежку. И“Фазз”, плохо сделанная драма-комедия, эффективно покончила с насилием нателеэкране.

Мораль? Вы несете ответственность. И ТВ эту моральнаконец-то усвоило.

12

– Как вы оправдаете насилие в сцене душа? – спросил однаждыкритик сэра Альфреда Хичкока.

– А как вы оправдаете сцену, с которой начинается “Хиросима,mon amour”? – как говорят, ответил Хичкок. В этой сцене, абсолютно скандальнойпо американским стандартам 1959 года, обнимаются обнаженные Эммануэль Рива иЭлиджи Окада.

– Она необходима для единства фильма, – ответил критик.

– Сцена в душе в “Психо” тоже, – сказал Хичкок.

13

Что должен извлечь из всего этого писатель, особенно тот,кто пишет книги ужасов? Несомненно, не было в этой области автора (может быть,за исключением Ширли Джексон), к которому не относились быкритически-настороженно. Сотни лет моральность таких произведений ставилась подвопрос. Один из брызжущих кровью предшественников “Дракулы”, “Варни вампир”,был назван “дешевкой”. В 30-е годы постоянно слышались крики, что дешевыежурналы, такие как “Странные истории” и “Пикантные истории” (на обложке обычноизображались полуобнаженные девушки, которым угрожают чудовища мужского пола),отрицательно сказываются на морали американской молодежи. Точно так же в 50-егоды индустрия комиксов задушила такие незаконные производные, как “Басни изсклепа”, и составила кодекс комиксов, когда стало ясно, что Конгресс намеренвычистить дом, если издатели не сделают этого сами. Больше не будетрасчленений, воскрешения мертвых и преждевременных похорон – по крайней мере наближайшие десять лет. Возврат был обозначен непримечательным рождением“Мурашек” (Creepy), журнала “Уоррен груп”, который был абсолютным возвращениемко временам комиксов ужаса Билла Гейнса. Дядюшка Крипи и его приятель Иери [285]были неотличимы от Старой Ведьмы и Хозяина Склепа. Появились даже некоторыепрежние художники – Джо Орландо, начинавший в комиксах Е.С., если мне неизменяет память, присутствовал и в первом номере “Крипи”.

Вероятно, существовала, особенно в таких популярных формах,как кинофильмы, телевидение и литература мейнстрима, тенденция убивать вестниказа дурное известие. Не сомневался и сейчас не сомневаюсь, что подростки,которые сожгли девушку в Роксбери, взяли эту идею из фильма “Фазз”, посмотревего на Эй-би-си в воскресный вечер; если бы этот фильм не показали, тупость инедостаток воображения заставили бы их убить ее каким-нибудь более обычнымспособом. То же самое справедливо относительно многих других упоминаемых здесьслучаев.

Танец смерти – это вальс со смертью. Это правда, от которойнам не уйти. Подобно аттракционам в парке развлечений, которые подражаютнасильственной смерти, рассказ ужасов – это возможность заглянуть за дверь,которую мы обычно держим запертой на двойной замок. Но человеческое воображениене удовлетворяется закрытой дверью. Где-то есть партнерша по танцу, шепчет нампо ночам воображение – партнерша в истлевшем бальном платье, партнерша спустыми глазницами, в покрытых зеленой плесенью перчатках по локоть длиной, и востатках ее волос шевелятся черви. Держать такое существо в своих объятиях?Кто, спрашиваете вы меня, кто будет настолько безумен? Что ж…

– Ты не должна открывать эту дверь, – говорит жене СиняяБорода в самой ужасной из всех историй, – потому что тебе запретил муж. –Разумеется, это только усиливает ее любопытство.., и наконец это любопытствоудовлетворяется.

– Можете ходить в замке куда угодно, – говорит граф ДракулаДжонатану Харкеру, – кроме закрытых дверей, куда вы, конечно, не захотитевходить. – Но Харкер именно туда и отправляется.

И мы все вместе с ним. Мы заглядываем в запретные двери иокна добровольно, вероятно, потому что понимаем: рано или поздно нам все равнопридется это сделать.., и не просто заглянуть, а войти туда. Навсегда.

14

Балтимор, 1980. Женщина читает книгу и ждет автобуса. К нейподходит демобилизованный солдат, ветеран Вьетнама и наркоман. История егодушевной болезни начинается с военной службы. Женщина и раньше замечала его, оншатается и иногда громко разговаривает с отсутствующими людьми. “Правильно,капитан! – говорит он. – Правильно, правильно!"

Он нападает на женщину; позже полиция решит, что ему нужныбыли деньги на наркотики. Не важно. К этому времени он уже мертв, что бы емутам ни было нужно. Район неблагополучный. У женщины в одежде был спрятан нож. Всхватке она им воспользовалась. Когда подходит автобус, бывший черный солдатлежит в кювете и умирает.