– Уходим как и пришли – аккуратно. Иначе сами целью станем.

Четверо мужчин бесшумно покинули уступ, направившись в оговорённый заранее район встречи с посланными за ними БТРами.

Около шести утра сработали заложенные на второй тропе противопехотные мины. С поста немедленно доложили, и спящие на огневой позиции прямо на снарядных ящиках, расчёты были подняты вновь. Группа Тропинина ещё не возвратилась и командование батареей вновь взял на себя старший сержант Васильев. Около десяти минут миномётчики вели непрерывный беглый огонь. Никто не знал – остались ли в обстреливаемом районе боевики или успели покинуть его, но желание поразить противника было большим и боеприпасов не жалели.

– Хватит. Прекратить огонь, Васильев! – остановил стрельбу подошедший на огневую позицию командир батальона. От частой пальбы у него заложило уши и он, слабо слыша свой голос, вынужден был напрягать голосовые связки. Дождавшись выполнения приказа, майор развернулся и запахнул наброшенную второпях форменную ватную куртку. Несмотря на поднявшийся промозглый ветер, повсюду чувствовался устойчивый запах пороховой гари. В ушах ещё стоял миномётный грохот. Уже покинув батарею, майор столкнулся с торопящимся навстречу Рязанцевым.

– Тебе чего не спится, Иван? – насмешливо спросил Балакирев подошедшего лейтенанта.

– Да заснёшь под такую колыбельную! – притворно возмутился тот – Я уже думал, что чеченцы атакуют.

– Какое там атакуют. Углов рядом нет, чтобы стрелять из-за них. Я тебя будить не велел, решил чтобы поспал ты малость. Кстати, мины наши громыхнули всё-таки! Миномётчики и по тому месту поработать успели.

– А что с командиром батареи, прибыл уже?

– Пока нет. Двадцать минут назад на связь вышел, я зампотеха навстречу выслал. Жду.

Не торопясь, офицеры дошли до своих землянок.

– Ты иди Иван, поспи чуток, время есть ещё! – предложил комбат лейтенанту.

– Не до сна теперь – махнул рукой Рязанцев.

– Ну заходи тогда ко мне. В нарды сыграем. – пригласил Балакирев.

Прежде чем захлопнуть за собой дверь, он взглянул на небо. С востока узкой полосой пробивался робкий свет. Начиналось утро.

Направленный за группой Тропинина бэтээр возвратился через полтора часа. Командир батареи выстроил троих солдат в ряд и, подав команду: «Смирно! Равнение на средину!», приложил пальцы вытянутой ладони к нижнему срезу шапки и выполнил поворот кругом. Стоявший напротив командир батальона задержал ладонь у головного убора в отдании воинской чести. Выслушав доклад, он скомандовал:

– Вольно. Потрудились вы хорошо, но результаты узнаем позже. Сейчас всем отсыпаться. Вы, товарищ капитан, останьтесь.

Дождавшись, когда они останутся одни, спросил Тропинина:

– Что, может сто грамм пропустишь у меня для сугреву? А то ведь промёрз поди за ночь с бойцами?

Командир батареи не сдержал надрывного кашля. Откашлявшись, он попытался растянуть непослушные губы в улыбке:

– Не откажусь. Да вот только пацанам бы тоже не помешало спирта немного хлебнуть. Застудились все на энпэ сидючи.

Майор сразу посерьёзнел лицом:

– То-то и оно, что пацаны. Чтобы подобного впредь не слышал от тебя, капитан.

Увидев вышедшего из-за бэтээра зампотеха, Балакирев отвлёкся на него:

– Почему долго обратно добирались, Данилов?

– На полпути встали, товарищ майор. Пришлось на месте ремонтировать.

Вытерев замасленные руки ветошью, он витиевато выругался и бросил в сердцах:

– Этот «гроб» два года как списанию подлежит. И это лучшая машина в роте! Ну как можно воевать на них, если каждая дважды капремонт уже прошла?…

Комбат не стал дослушивать восклицания капитана. Состояние техники ему было известно. Как и то, что новой ждать неоткуда. Вспомнив о командире батареи, он обернулся, но Тропинина рядом уже не было. Неспешными усталыми шагами артиллерист уже подходил к своим миномётам.

Результатов ночных огневых ударов долго ждать не пришлось. Два дня подряд окрестные сёла хоронили уничтоженных бандитов. До полусотни пик обозначили места свежих захоронений на кладбищах. Пока без флажков. Часть из них были вынесены за заборы, но большинство захоронений – местных.

Известие о проведённой операции вышестоящее командование восприняло крайне раздражённо. Тропинин услышал в свой адрес полный набор используемых высшими чинами выражений. Много нового о себе узнал так же и комбат:

– Ты сколько будешь инструкцию нарушать, Балакирев! – услышал он наконец первые связные слова после минуты вступительных фраз – Что, приказ о запрещении любых перемещений ночью для тебя не писан? Один раз раненными отделался, так думаешь всегда так будет? Надоело батальоном командовать, майор? Почему на поводу у этого алкоголика пошёл?!

– Товарищ полковник, – попытался оправдаться командир батальона – ведь не в пустую сработали. С утра похоронные процессии к кладбищам тянутся…

– И что с того! – перебили его нетерпеливо – Ты трупы их с оружием собрал? Или может быть сохранность обстановки до прибытия следственной группы обеспечил? Чем доказывать будешь, что это боевики, а не мирные жители? Тебе повезёт, майор, если на вас с этим алкоголиком местные в прокуратуру не подадут!

– Это какие же мирные? – не в силах больше сдерживаться, вспылил Балакирев – Что же они тогда ночью в лесу с оружием делали? Это как объяснят?

Из трубки снова послышались трёхэтажные маты.

– Чеченцы найдут как объяснить! – зашумел сиплый голос – А тебя с Тропининым тогда и спрашивать не будет никто. Отвечать по полной придётся. Для начала – на каком основании вы вообще стрельбу открыли! Вам что, плановых целей мало? Как за ночь весь боекомплект выпустить умудрились? Это ты с алкашом своим как объяснишь?…

Последний упрёк ввёл офицеров в замешательство. Действительно, за ночь в двух огневых налётах был израсходован почти весь боекомплект. Когда возвратившийся на батарею Тропинин подсчитал оставшиеся мины, то их в наличии оказалось всего восемь. На запрос о разрешении выехать с территории базы на дивизионный склад командование ответило категорическим отказом, объяснив его необходимостью выждать, когда улягутся связанные с похоронами своих близких страсти среди чеченцев. Всякое движение до особого распоряжения запретили. Подходили к концу запасы продовольствия, требовала запасных частей «дышащая на ладан» техника, не давало покоя фактическое отсутствие боеприпасов к миномётам. Но в дивизии молчали. К концу второго дня чеченцы похоронили всех своих погибших. Вскоре через пропускной пункт потянулась вереница машин. Почти в каждой из них находились водители или их пассажиры, интересующиеся у стоявших на КПП солдат подробностями последней операции. Губы их излучали широкие дружелюбные улыбки, речи источали доброжелательность и радость по случаю гибели бандитов, но в глазах у всех проскальзывала загнанная внутрь чёрная злоба. Кто-то из бойцов молча отходил, не поддерживая попытки чеченцев завязать разговор, другие отделывались общими фразами, но всё же желающих поговорить находилось гораздо больше.

– Правильно вы им «жару дали» той ночью! – рассыпался в похвалах улыбающийся водитель белой «девятки». Всем видом своим он показывал расположение к подошедшему для проверки документов старослужащему бойцу. Подержав перед глазами развёрнутое водительское удостоверение и доверенность на машину, солдат возвратил оба документа владельцу. Как обычно, вся проверка ограничилась сверкой регистрационных номеров. Впрочем, большего от них никто и не требовал. Бросив взгляд на туго набитые тюки в предупредительно открытом водителем багажнике, солдат коротко кивнул.

– Замучили нас самих