товарищи справа и слева зашипели: „дубина“, „бестолочь“, „ублюдок“. Еще до того как мы дошли до места, меня вышвырнули из колонны. Почувствовав себя униженным, я побежал к станции городской железной дороги… и отправился в Западный Берлин без билета»[1009].

Как убедились польские коммунисты в ходе своего первого референдума, больше пропаганды вовсе не означает больше убедительности. Немцам же, в свою очередь, вскоре тоже предстояло узнать, что обилие распевающих молодых людей, знамен, парадов, гимнастических выступлений отнюдь не является средством убеждения германцев и вообще кого бы то ни было.

Глава 14

Социалистический реализм

Литература должна стать партийной… Долой литераторов беспартийных!

Владимир Ленин, 1905 год[1010]

Варшавский анекдот, рассказывающий о конкурсе на лучший памятник Пушкину.

Победивший проект представлял собой гигантскую скульптуру сидящего Сталина, держащего на коленях маленькую книгу, на обложке которой крошечными буквами написано: «Пушкин. Поэтические произведения».

Анджей Пануфник, 1949 год[1011]

В одном углу картины — молодой чиновник в костюме и с портфелем под мышкой уверенно вышагивает куда-то; в противоположном углу молодая семья — папа, мама и ребенок улыбаются и помахивают флажками, явно идут на демонстрацию. А посередине инженеры склонились над чертежами, рабочие укладывают железнодорожные пути, крестьяне с трактора приветствуют белокурую крестьянскую девушку со снопом пшеницы в руках. Юноши и девушки в голубой униформе Союза свободной немецкой молодежи и с синими галстуками немецких «юных пионеров» весело идут, хлопая в ладоши под аккомпанемент аккордеона и гитары. На заднем плане, за человеческими фигурами, возводятся новостройки — жилые дома, промышленные объекты, стадион. В самом центре композиции молодой рабочий жмет руку седовласому партийному начальнику. Человек в фуражке и сапогах — обычная форма полицейского — широко улыбается им обоим, будто благословляя. Цвета на полотне светлые, оно излучает солнце.

Лица всех симметричны и идеализированы, а их тела будто невесомы, как у героев детского мультфильма.

Но это вовсе не мультик, а восемнадцатиметровая фреска, помпезно названная «Aufbau der Republik» («Созидание республики»). Роспись была задумана Максом Лингнером, немецким художником-коммунистом, и перенесена на плитку на Мейсенском фарфоровом заводе (вот почему поверхность сияет), а затем установлена на фасаде бывшего здания министерства военно-воздушных сил — одного из немногих памятников нацистской архитектуры, уцелевших в войну. Поначалу здание использовалось советскими войсками, но в 1949–1991 годах в нем размещался Дом правительства Германской Демократической Республики[1012].

Понятно, что фреска «Созидание республики» была выполнена в духе социалистического реализма на пике его расцвета. В то время как повседневную жизнь и часы досуга Homo sovieticus должны были заполнять парады, фестивали, трудовые конкурсы и летние лагеря, его фантазии и мечты призван был отражать социалистический реализм. В Восточной Европе под тем или иным влиянием соцреализма оказались все виды искусства — живопись, скульптура, музыка, литература, дизайн, архитектура, театр, кино. Ему были подчинены жизни художников, скульпторов, писателей, актеров, музыкантов, архитекторов, дизайнеров, а также самых простых людей, которым приходилось жить среди архитектурных творений социалистического реализма, читать беллетристику социалистического реализма, смотреть фильмы социалистического реализма.

Фреска «Созидание республики» была типичным образчиком соцреализма эпохи «разгула сталинизма», хотя для ее создателя эта работа не была характерной. Лингнер родился в Германии, но после прихода Гитлера к власти в 1933 году эмигрировал во Францию. В Париже на него очень сильно повлияли светлые краски и абстрактные формы его французских коллег-постимпрессионистов; он начал рисовать в той же манере. Определенную известность ему принесли также желчные и мрачные политические карикатуры, публикуемые во французской коммунистической прессе. Хотя его графические труды были явно политизированными, в них в то время отсутствовали сентиментальность, слащавость или сходство с детским мультфильмом. Фреска «Созидание республики» открыла новый этап в его творчестве. По указанной причине историю этого произведения — как оно создавалось и почему получилось именно таким — можно также считать повествованием о том, каким образом социалистическому реализму на короткое время удалось восторжествовать в изящных искусствах по всей Восточной Европе.

Лингнер не единственный художник в Восточной Германии, чьи довоенные работы были эклектичными, сатирическими или абстрактными. До 1933 года такие немецкие мастера, как Эмиль Нольде, Макс Бекман, Франц Марк и Георг Гросс, входили в число наиболее заметных новаторов европейского искусства. Немецкие художественные школы и движения, например экспрессионизм или Bauhaus, оказывали влияние на художников и архитекторов во всем мире, от Эдварда Мунка и Василия Кандинского до Марселя Брейера и Филипа Джонсона. Многие из этих художников и движений были связаны с левыми силами в политике, а после войны некоторые знаменитости немецкой культуры, включая Отто Дикса и Бертольдта Брехта, намеренно вернулись в восточную часть страны, намереваясь участвовать в строительстве социалистической Германии.

Их ожидала необычайно талантливая группа советских чиновников от культуры. К огромному удивлению тех немцев, которые уже испытали ужас от первых контактов с Красной армией, среди оккупантов вдруг обнаружилась горстка людей, свободно говоривших на немецком языке, читавших немецкую литературу и восхищавшихся немецкой культурой. Некоторые из них знали немецкое искусство лучше, чем сами немцы. Два наиболее значительных персонажа из этого числа — Александр Дымшиц, глава культурного отдела советской военной администрации, и Григорий Вайспапир, первый редактор берлинской красноармейской газеты Tagliche Rundschau, — когда-то были сокурсниками в ленинградском Институте истории искусств. Некоторые офицеры получили философское образование. Были среди них и евреи. Они прибыли в Берлин с заданием сделать восточную часть города более динамичной, чем западная, в культурном отношении, надзирать за «буржуазной революцией» в культуре, расчищая путь для коммунистической культурной революции, которая должна была последовать вскоре. В противовес большинству своих соотечественников, которые относились к местному населению с презрением и грубо, эти люди поддерживали контакты с немецкими художниками и литераторами, посещали спектакли, ходили на выставки.

На самых первых порах культурная сцена Восточной Германии пребывала в таком же хаосе, как и все остальное. Сразу после войны в руководстве Культурной палатой (Reichskulturkammer), где все еще хранились личные дела всех немецких художников, артистов, музыкантов, писателей, сменилось несколько случайных людей. Первой в этом ряду оказалась Элизабет Дильтей, бывшая активистка нацистской партии. Она сделала себе фальшивые советские документы, объявила себя главой новой Культурной палаты, въехала в ее здание и незамедлительно собрала вокруг себя культурных «знаменитостей» вроде Мартина Герике, театрального парикмахера и гримера. Когда в июле в городе появилась армия США, Герике, называвший себя философом, сделался осведомителем американцев. Потом на горизонте появился Клеменс Херцберг, личность столь же сомнительная, который уволил Дильтей, провозгласив себя «полномочным представителем коменданта Берлина по культурным вопросам». Этот титул он сохранял полторы недели, на протяжении