В отличие от вас, Клервиль, хотя я отдаю должное вашемуфилософскому уму, мне нет нужды упоминать ни этого великого плута Иисуса, ниэтот скучный роман под названием «Священное Писание», чтобы продемонстрироватьсвою систему; название вселенских законов дает мне в руки оружие и силыпротивостоять вашим взглядам, и эти законы показывают, что в мире абсолютнонеобходимо вечное и всеобщее зло, что создатель вселенной — самый порочный,самый жестокий и самый ужасный из всех деспотов, а его труды — воплощение егопреступной сущности. Без его злодейства, доведенного до высшей степени, ничтоне могло бы существовать в этой вселенной; однако зло — это моральная сущность,а не искусственно созданная вещь; это извечная сущность, она была до сотворениямира и составляла чудовищное, отвратительное существо, которое и придумалостоль ужасный порядок. Следовательно, она переживет создания, населяющие этотмир. Все они вновь вернутся в безбрежную и бесформенную стихию зла, дабыпородить других, еще более порочных, именно поэтому с возрастом все портится идеградирует, и это вызвано бесконечным круговоротом разложившихся элементов всистеме молекул зла.

Теперь я вам объясню, как пришел к замечательной мыслипродлить страдания человека, заставить его страдать и после смерти посредствомклочка бумаги, вставленного в его анус. Скажу вам откровенно, что нет ничегопроще этого, и а бы добавил, ничего надежнее: если мне было угодно назвать этослабостью, так только потому, что мне не приходило в голову, что придетсяизлагать вам мои взгляды. Словом, я уверен в своем методе и докажу вам егоэффективность.

Когда мои жертвы прибывают в чрево зла, у них естьсвидетельство того, что в моих руках они испытали все страдания, какие толькоможно испытать при жизни, и попадают в разряд добродетельных существ. Благодарямоим стараниям их слияние с молекулами зла становится чрезвычайнозатруднительным делом, поэтому агония их бывает ужасна, и по законампритяжения, важнейшим во вселенной, эта агония относится к тому же типустраданий, что они испытали перед смертью. Как магнит притягивает железо, каккрасота возбуждает плотский аппетит, так и разные типы агонии, скажем, типы А,Б и В, стремятся к своему подобию и соединяются с ним. Человек, которого моярука ввергла, допустим, в агонию типа Б, возвратится в систему молекул злачерез ту же агонию Б, а если этот тип самый ужасный, я знаю, что жертва привозвращении в чрево зла испытывает ту же самую агонию, так как возвращениесопряжено с такими же точно муками, которые душа претерпела, уходя из жизни. Нуа сам способ — просто формальность… может быть, ненужная и пустая, но она мненравится.

— Признаться, — покачала головой Клервиль, —это самая удивительная и самая странная система, какая могла прийти вчеловеческую голову.

— Зато не такая экстравагантная, как ваша, —отвечал Сен-Фон. — Послушать вас, так Бога следует либо очистить от всехпороков и недостатков, либо отвергнуть; что же до меня, я принимаю его целиком,со всеми его пороками, и тому, кто знает все отвратительные свойства существа,которого только из страха называют милосердным, мои идеи покажутся болееразумными, нежели те, что изложили вы.

— Но ваша система построена на жутком ужасе передБогом.

— Верно, он наводит на меня ужас, однако моя система нив коем случае не обусловлена моей ненавистью к нему, она — плод моего разума имоих размышлений.

— Я предпочитаю скорее не верить в Бога, чем придуматьего для того, чтобы ненавидеть. А что ты об этом думаешь, Жюльетта?

— Я отъявленная безбожница, — сказала я, — иярая противница догмата о бессмертии души; мне больше нравится ваша система, ия скорее поверю в небытие, нежели в какие-то неведомые страдания в загробнойжизни.

— В вас обеих говорит тот самый порочный эгоизм, —заметил Сен-Фон, — который служит источником всех человеческих ошибок.Человек формирует для себя мировоззрения в соответствии со своими вкусами инаклонностями и поэтому неизбежно удаляется от истины. Я советую вам оставитьваши страсти в покое, когда вы рассматриваете философские вопросы.

— Ах, Сен-Фон, — сказала Клервиль, — так явам и поверила, что ваши взгляды являются продуктом только тех страстей, чтообуревали вас в минуты философских размышлений. Будь меньше жестокости в вашемсердце, ваши догматы были бы менее кровожадны, и вы скорее согласитесь навечное проклятие, о котором говорили, чем откажетесь от восхитительногоудовольствия устрашать им других.

— Вы правы, — вмешалась я, — это толькопредлог изложить нам свою доктрину, очередная извращенная прихоть с его стороны,а сам он в это не верит.

— Вот здесь вы ошибаетесь, и вам хорошо известно, чтомои поступки абсолютно соответствуют моему мышлению: зная, что слияние смолекулами зла бывает ужасно мучительным для любого человека, даже отъявленногозлодея, я предаюсь всевозможным преступлениям в этом мире с тем, чтобы меньшестрадать в будущем.

— Что касается до меня, — возразила на этоКлервиль, — я оскверняю себя злодействами, потому что они мне нравятся,потому что я считаю их одним из способов служения Природе и еще потому, что,поскольку от меня после смерти ровным счетом ничего не останется, не имеетникакого значения, чем я занималась в этом мире.

Нашу беседу прервал стук въехавшей во двор кареты, идворецкий возвестил о приезде Нуарсея; тот вошел не один, а в сопровожденииюноши лет шестнадцати, прекраснее которого я еще не встречала в своей жизни.

— Черт побери, — проворчал министр, — ятолько что объяснял этим дамам свои взгляды на адские муки, и неужели мойдорогой друг Нуарсей хочет, чтобы я испытал их на деле?

— Вы, как всегда, правы, — ответил Нуарсей, —и вот этот прелестный мальчик поможет вам. Это сын маркизы де Роз, той самой,кого на прошлой неделе вы отправили в Бастилию по обвинению… что же там было?Кажется, заговор против короны?

— Да, насколько я припоминаю.

— И по-моему вы намеревались завладеть этим юношей, авозможно, и кое-какими деньгами?

— Точно.

— Значит, я не ошибся. Как бы то ни было, маркиза, знаяо наших отношениях, долго добивалась со мной встречи; я попросил вашегосекретаря составить указ об освобождении, и сегодня утром мы с нейпобеседовали. А это результат наших переговоров.

С этими словами Нуарсей подтолкнул юного Роза к министру.

— Насладитесь им и подпишите. Кроме того, я привез вамсто тысяч франков.

— Он довольно мил, — произнес Сен-Фон, целуяюношу, — весьма и весьма мил, но как это некстати… Мы недавно досытанасладились, и я чертовски измотан.

— Я уверен, — сказал Нуарсей, — что умальчика есть все, что требуется, чтобы вернуть вас к жизни.