– Почему ты так считаешь? – Как ни жалела ее МэриСтюарт, слова подруги не вызвали у нее удивления. Образ жизни Тани в силу еепрофессии приводил к многочисленным жертвам, и подруги это хорошо понимали.Правда, это не излечивало Таню от разочарования и уныния.

– Сердце не обманешь. Я не так молода и наивна, какойстараются меня сделать врачи. – (У Мэри Стюарт это замечание вызвало улыбку.) –Я научилась заранее чувствовать неприятности, Он уже ушел от меня, хотя сам дляочистки совести еще сомневается. Он больше не может выносить это давление:суды, сплетни, всяческие нападки – всю эту грязь, стыд, унижение. Мне не в чемего винить.

– Ты ничего не забыла? Неужели в твоей жизни нет ничегохорошего? – мягко спросила Мэри Стюарт.

– Есть, наверное, но как-то меркнет в общей суете. Ты,например, о хорошем не помнишь, я тоже, потому и говорю, что он не виноват. Мнеприятно то, чем я занимаюсь, только когда я пою, записываюсь, на концерте,когда я выкладываюсь на все сто. Мне даже не нужны аплодисменты, в такиемоменты для меня важнее всего музыка. Но этим наслаждаюсь я, а не он. Емудостается только мусор, а мне еще и слава. Странно ли, что ему это осточертело?Скажем, на этой неделе в газетке появилось интервью одного подонка, которыйнедолго работал у нас в прошлом году. Он утверждает, что я к нему неровнодышала, а когда он отказался со мной переспать, я его вышибла. Ну, самапонимаешь: такая невинная домашняя заготовка. Материал дали на первой полосе.Тони почувствовал себя опозоренным. Кажется, это стало для него последнейкаплей, переполнившей чашу.

– А ты? Как к этому относишься ты сама? – Мэри Стюартвсерьез встревожилась. Они много лет переживали друг за друга, пускай дажередко разговаривали, еще реже встречались, жили в разных городах. Их согревала уверенность,что они друг другу небезразличны. – Из твоих слов следует, что он от всегоэтого устал и решил тебя бросить.

– Сам он еще этого не сказал, но его намерение именнотаково. Сейчас он запросил всего лишь отгул, чтобы проветриться в Европе. Мнепридется ехать с его детьми на ранчо в Вайоминг. Что ж, меня это устраивает. Яобожаю его детей.

– Это мне известно. Но вот их отец не очень-то способенна настоящую преданность и рыцарство...

– Ладно, давай лучше о новостях, – внезапно оборвала ееТаня и стиснула ей руки. – Что хорошего у тебя? Как поживает Билл? Переживаеттак же сильно, как ты? – По лицу Мэри Стюарт было видно, как она исстрадалась.

– Наверное... – Мэри Стюарт пожала плечами. – Мы малооб этом говорим. Что тут скажешь? Случившегося не изменить. – Как и того, чтоони успели друг другу наговорить по этому поводу...

Следующий Танин вопрос был рискованным, но ее весь годмучили подозрения, что корень проблемы – именно в этом.

– Он винит в происшедшем тебя? – Таня произнесла этислова шепотом, но даже в переполненной закусочной они показались Мэри Стюартоглушительными.

– Вероятно. – Она тяжело вздохнула. – Наверное, мы сним обвиняем друг друга за то, что оказались слепыми и не видели, чтоназревает. Но он считает ответственной прежде всего меня: как это я неуследила? Я должна была предвидеть катастрофу и успеть ее отвести. Биллнаделяет меня волшебными способностями предвидения, когда ему удобно. Я ни вкоем случае не слагаю и с себя вину. Но разве это что-то меняет? Было быиллюзией воображать, будто нам под силу повернуть стрелку часов вспять и недать разразиться трагедии, если мы сможем ткнуть пальцем в виноватого. Так небывает. Все кончено. – В ее глазах появились слезы, она резко отвернулась.

Таня уже жалела, что затронула эту тему.

– Прости. Напрасно я об этом заговорила. – Что толкуизвиняться? Она обругала себя за глупость.

Мэри Стюарт утерла слезы и уже утешала саму Таню:

– Ничего, Тан, не обращай внимания. Боль все равно недает о себе забывать. Это как отрубленная рука. Иногда совершенно невозможновыносить, иногда с ней можно жить, но боль не прекращается ни на минуту.

– Так не может продолжаться вечно, – проговорила Таня,сочувствуя ей всей душой. Мэри Стюарт постигло неизбывное горе, но она ничем немогла ей помочь.

– Очень даже может, – обреченно ответила Мэри Стюарт. –Люди сплошь и рядом мирятся с болью – от артрита, ревматизма, несваренияжелудка, даже рака. Тут что-то похожее: отмирание сердца, утрата всякойнадежды, потеря всего, что было для тебя важным. Это жестокий вызов, брошенныйдуше.

Ее терзала невыносимая боль, но она переносила это такмужественно, что Таня сама мучилась, глядя на нее.

– Почему бы тебе не поехать в Вайоминг со мной идетьми? – предложила она неожиданно для самой себя. Ничего другого ей не пришлов этот момент в голову.

Мэри Стюарт встретила предложение грустной улыбкой.

– Я лечу в Европу к Алисе. А то бы с радостьюсогласилась. Обожаю верховую езду! – Она нахмурилась, смущенная воспоминаниями,но довольная, что они оставили эту тему. – В отличие от тебя.

– Верно! – Таня усмехнулась. – Ненавижу ездить верхом!Но место там, кажется, сказочное, вот я и решила, что детям это пойдет напользу. – Она замялась, но быстро пришла в себя. – Думала, что Тони тоже тудазахочется, но ошиблась. Детям сейчас двенадцать, четырнадцать и семнадцать лет,и они без ума от коней. Ничего лучше для них нельзя и придумать.

– Не сомневаюсь. Ты тоже превратишься во всадницу? –спросила Мэри Стюарт.

– Если найдутся симпатичные всадники, – ответила Таня стехасским акцентом. Обе засмеялись. – По-моему, я была единственной девушкой навесь Техас, ненавидевшей лошадей.

Впрочем, Мэри Стюарт помнила, что Таня хорошо ездит верхом,но не любит.

– Вдруг Тони еще передумает и поедет с тобой?

– Сомневаюсь, – тихо ответила Таня. – Судя по всему, онуже все решил. Может быть, поездка в Европу пойдет ему на пользу. – Сама Таняне считала, что это к чему-то приведет. Мэри Стюарт склонялась к тому жемнению, хотя и держала его при себе. Все указывало на то, что Тане уже невосстановить с мужем прежних отношений.

Они еще поболтали – об Алисе, следующей Тан инойкинокартине, ее концертном турне, намеченном на зиму. Мэри Стюарт представляла,каких усилий это потребует, и восхищалась Таниной отвагой. Потом речь зашла отелевизионной передаче, стоявшей в программе следующего утра. Таня былаприглашена в самое популярное в стране дневное ток-шоу.

– Я все равно должна была прилететь в Нью-Йорк дляпереговоров с литературным агентом, потому и согласилась с этим предложением.Очень надеюсь, что речь не зайдет о последнем судебном иске. Мой агент ужепредупредил их, что я отказываюсь обсуждать этот вопрос. – Она вспомнила освоем намерении пригласить Мэри Стюарт на один нью-йоркский раут. – У моейзнакомой состоялась на прошлой неделе премьера. Говорят, удачная, во всякомслучае, отзывы самые благоприятные. Постановка будет идти все лето, а если ейбудет сопутствовать успех, то и зиму. Если хочешь, я раздобуду тебе билетик.Завтра вечером она устраивает прием. Я согласилась прийти. Если пожелаешь, срадостью возьму и тебя с собой. А Биллу это понравилось бы? Приглашениераспространяется и на него. Правда, не знаю, любит ли он такие мероприятия и неслишком ли занят? – Да и разговаривают ли сейчас Мэри Стюарт и Билл?