— Понятно, — сказал Никоненко. — Что вчера происходило настройке? Вы когда уехали, Павел Андреевич?

— Я вчера не приезжал. — Степан отвернулся от окна ипосмотрел на капитана. — У нас несколько объектов по всей Москве. Этот самыйкрупный, конечно, но я бываю здесь не каждый день. Вчера я проторчал в мэрии,объяснялся там с одним начальником по поводу нашего же объекта на Профсоюзной.Потом забрал сына из школы, это уже, наверное, в полвосьмого. Потом был дома.

— Никуда не выходили и не выезжали?

— Куда я могу выехать, когда у меня ребенок маленький! —сказал Степанов с непонятной для Никоненко досадой. — Он один дома никогда неостается. Вон с Черным, с Черновым то есть, по телефону лаялся часа полтора,наверное…

— Когда это было?

— Да около одиннадцати, что ли. Да, Черный? Потом бумажкивсякие писал, все в ту же мэрию, потом спал. Утром Чернов позвонил, когда мы вшколу собирались. Я Ивана отвез и прямо сюда приехал.

Как провели вечер и ночь Степановы замы, Никоненко уже знал.У всех троих вечер прошел примерно одинаково — с работы поехали по домам.Чернов еще заезжал в магазин, а Белов недолго играл в бильярд в каком-то модномклубе.

Да и не похоже, что кто-то из них просто так, забавы радивзял да и столкнул в котлован разнорабочего Муркина.

Солнце неистово светило в окна, грело темный свитер капитанаНиконенко. В широком луче неспешно танцевали пылинки, и бронзовое чудище, совсех сторон охваченное солнцем, казалось не таким уж чудищем. Пахло кофе,диковинными сигаретами, смесью разных одеколонов и — немножко — вчерашнимдождем из приоткрытого окна. Мерно гудел компьютер, на экране крутилисьразноцветные спирали, и капитан Никоненко силился понять, что не так в окружающемего мире.

Понять никак не удавалось, и он даже рассердился немного.

— А с прорабом можно переговорить?

— Ну конечно. Его будка, — Степанов так и сказал — «будка»,— следующая за нашей. С ним, конечно, прямой резон разговаривать, потому что онпро рабочих больше знает, чем мы все трое, вместе взятые…

Телефон зазвонил так неожиданно и резко, что замы одинакововздрогнули и посмотрели в изумлении. Степан в два огромных шага пересеквагончик, так что задрожали стекла и бронзовое чудище поползло с бумаг.

— Да!.

— Могу я поговорить со Степановым Павлом Андреевичем?

Голос совсем незнакомый.

— Я Степанов Павел Андреевич, но разговаривать мне некогда.А вы кто?

Замы переглянулись. Никоненко положил ногу на ногу.

— Вам все-таки придется со мной поговорить, — сказал голоснастойчиво, — меня зовут Инга Арнольдовна, я учительница Ивана. В вашем офисемне сказали, что я могу застать вас здесь, и дали этот номер.

— Козлы, — пробормотал Степан.

— Что вы сказали? — опешила Инга Арнольдовна. — Алло!

— Ничего я не сказал. — Степан зажал трубку ладонью инеизвестно зачем объяснил аудитории: — Это из школы. Наверное, Иван опять…

— Алло, вы слушаете меня?

— Ау меня есть выбор? — спросил Степан подозрительно мягко.— Уважаемая, я не могу сейчас разговаривать. У меня люди.

— Вам придется разговаривать, — отрезала Инга Арнольдовна, —если вы не хотите, чтобы ваш мальчик по моему представлению был отчислен изшколы.

— Послушайте, — сказал Степан и повернулся вместе с кресломспиной к слушателям, — я плачу за его обучение бешеные деньги. Я буду обсуждатьс вами вопросы его воспитания, когда сочту нужным. Сейчас я это делать не могу.Вам понятно?

— Павел Андреевич, вы всегда не можете обсуждать вопросы еговоспитания. Последний раз вас видели в школе первого сентября минувшего года. Янавела справки. Если вы не в состоянии отвечать за своего сына, дайте мнетелефон матери, я позвоню ей.

Степан от злости поперхнулся табачным дымом и стал кашлятьтак, что неведомая Инга Арнольдовна в трубке изумленно примолкла.

Она позвонит Леночке?! Сука, дрянь! Дайте ей телефон, онапозвонит матери! Наверняка же знает, что мать давным-давно не живет с ними! Вшколе об этом все знают, и ей, конечно же, доложили Не могли не доложить!

— Вы что? — справившись с кашлем, спросил Степан голосомКарабаса-Барабаса. — Совсем невменяемая? Вы не понимаете русский язык?Объяснить вам по-китайски?

Чернов перехватил взгляд капитана Никоненко, устремленный вспину Степана. Во взгляде было неподдельное любопытство старухи-сплетницы,неожиданно узнавшей о том, что жильцы из пятой квартиры получили наследство.Чернову стало противно. Чтобы отвлечь внимание капитана от Степановой спины, оннарочно громко спросил у Белова:

— А что там на Профсоюзной, не знаешь?

Белов посмотрел вопросительно, и Вадим глазами показал емуна капитана.

— Там сегодня на пятом этаже плитку кладут, — все поняв,заговорил Белов деловито, — которую вчера завезли. На сегодня должно хватить, аостальное под вечер привезут. Мне, наверное, часа через два туда придетсяуехать, посмотреть, что там происходит. Еще кофе хотите, Игорь Владимирович?

— Вы можете грубить мне сколько угодно, Павел Андреевич, —между тем говорил Степану голос в трубке, — это ничего не изменит. Или мы свами встречаемся и обсуждаем положение дел, или я делаю представление наотчисление.

От бешенства Степану стало жарко. Придерживая трубку плечом,он неловко содрал с себя жилетку.

— Хорошо, — сказал он, швырнув жилетку на соседний стул, —завтра вечером. В шесть. В семь я должен забрать Ивана, у вас будет час.

И, не дожидаясь ответа и не спрашивая, подходит это ей илине подходит, он с силой бахнул трубку на аппарат. Потом потер затылок ипробормотал в стену:

— Идиотизм.

Проделав все это, он повернулся лицом к капитану и замам,которые активно несли какую-то ересь, и сказал неловко:

— Извиняюсь. Что-то там опять с Иваном…

— Сколько ему? — спросил Никоненко с искренним интересом.

— Восемь, — ответил Степан. — Нет, он совершеннозамечательный парень. Он мой… друг, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Думаю, что понимаю. — Никоненко задумчиво покрутил в чашкеостатки кофе. — Спасибо за угощение. Пойду еще с прорабом потолкую. Как, высказали, его зовут?

— Фирсов, Валентин Петрович. — Степан тоже поднялся, увидев,что капитан встает. — Он с нами уже лет… семь работает. Да, Черный?