— А за что предлагать-то? — не понял Чернов. Встратегических вопросах он был наивен, как выпускник духовной семинарии. —Чтобы дело закрыл? Так мы ведь даже еще не знаем…

— Денег ему сейчас предлагать нельзя, Паш, — задумчивоперебил Белов. — Ты ему денег сунешь, а он еще сочинит невесть что, подумает,что мы тут какие-нибудь миллионы в землю зарываем или нефтепровод кладем.

— Какой еще нефтепровод? — удивился Чернов.

Белов посмотрел на него и усмехнулся.

Несмотря на то что они — все трое — дружили уже лет сто илидвести, между заместителями существовала некая конкуренция за близость идоверие шефа.

«Строительные технологии» принадлежали Степану, это, былоего детище, его пот и кровь, его бессонные ночи, его риск и егоответственность. Чернов и Белов делили с ним повседневные дела и заботы, ноотвечал за все он один. Они оба находились приблизительно на одинаковом уровне и— ниже Степана. Иногда их глупая конкуренция Степана забавляла, иногда — каксейчас — она его раздражала.

— Руднев так и не позвонил, — сказал Степан, наливая себехолодного кофе. — Боюсь, приедет он и вместо работы застанет тут… ментов.

— Не приедет. Что ему тут делать, Паш? Он на прошлой неделебыл. Кроме того, он никогда без звонка не приезжает. Боится врасплох застать.Ему ведь тоже перед своим начальством отвечать неохота.

— Как не вовремя этот Муркин сдохнуть вздумал! — вдруг выпалилЧернов. — И что бы ему где-нибудь в другом месте сдохнуть!

— Да не в Муркиие дело! — вдруг взбеленился Степан. — Дело втом, что наша охрана все про… проспала! Уволю к едрене фене всех до одного!..

— А может, и не было никого, Паш, — сказал Белов успокаивающе.— Мы же не знаем. Может, он гулял, гулял, да и упал.

— Гулял, блин! Ночью по объекту гуляет человек. Поди впотемках разгляди, наш он или не наш! У нас только один фонарь горит, остальныепереколотили! Ну хоть для порядка они должны были высунуть рыла из своей конурыили не должны?! Кстати, Черный, я сорок раз говорил, что фонари должны гореть!Все! Все до единого!

— Да бьют же, сволочи!

— Значит, надо один раз поймать и по шее дать — иперестанут! А пока не перестали, пусть Петрович лампы каждый день меняет! Эточто? Непонятно?

— Понятно, — буркнул Чернов.

Степан был не слишком крикливый начальник. Как правило,замов он жалел — или просто так уважал — и голос на них повышал редко. Сейчасон был слишком раздражен, чтобы думать о таких пустяках, как то, что черезтонкие стены вагончика его крик разносится, наверное, по всей стройке, неговоря уж о том, что Саша в предбаннике сидит, навострив свои хорошенькиерозовые ушки.

Отбойный молоток в голове стучал неистово.

«У тебя вполне аристократические головные боли, Паша», —говорила ему мама, а он злился. Мама умерла, а головная боль осталась.

Да еще эта идиотка из школы добавила энергии молотку,который дробил его череп. Чем Иван мог так уж ей не угодить? Что такогосложного и судьбоносного в литературе для второго класса?! Или это намек на то,что он и ей должен заплатить?

— Паш, ты успокойся, — посоветовал Белов негромко, — покачто мы все равно ничего предпринять не сможем. Я сейчас на Профсоюзную уеду, аты тут разберешься не торопясь.

Белов как бы уравнивал себя со Степаном, давая ему понять,что Чернов в данном случае им не помощник.

— Надо чем-то людей занять, — сказал Чернов злым голосом.Когда Белов был так важен и уверен в себе, Чернов почему-то чувствовал себядураком, — или они к вечеру перепьются и утром у нас будет еще десяток трупов.

Степан усмехнулся.

— Вот ты и займи, Черный! Саша! — заорал он неожиданно. —Заходи, хватит подслушивать!

Все трое уставились на дверь, которая тихонько приоткрылась,и показалась пунцовая Саша с какой-то папкой в руках.

— Как ты догадался, что я подслушиваю? — спросила она уСтепана тоненьким голосом.

Мужики переглянулись. Сначала Белов посмотрел на Чернова,потом Чернов на Степана, потом они все трое перевели взгляд на Сашу изахохотали.

Никому — ни одной другой сотруднице или сотруднику — они неспустили бы подслушивание под дверью. Но почему-то им даже в голову неприходило, что Сашино подслушивание ничем не лучше, чем чье-то еще.

Они — все трое — относились к ней с некоторым налетомромантического рыцарства, в котором было всего понемножку — тоски по тому, чтоне сбудется никогда, по собственной юности, уже скрывшейся за поворотом, понеобременительным, легким, ни к чему не обязывающим отношениям, которых небывает на самом деле, странной смеси бесшабашности, удовольствия, молодецкойудали, снисходительности и желания защищать. И еще где-то совсем глубоко былонечто трудноопределимое — сухое щелканье на крепком ветру рыцарских штандартов,шум моря в скалах, развевающиеся вуали, очертания нежных губ под струящимся шелком,топот лошадиных копыт по плотной и сырой от росы земле, запах вереска и тумана,крепостная стена до неба в серых пятнах лишайника, и в прекрасных холодныхсеверных глазах — обещание верности и счастья на следующие десять столетий.

Не то чтобы она об этом знала — знать этого она не могла,потому что они и сами этого не знали и никогда об этом не думали, — ночувствовала что-то такое и иногда пользовалась этим.

— Не смейтесь, — попросила она и улыбнулась робкой улыбкой.— Просто мне страшно и противно. А я же знаю, что вы мне ничего не расскажете,даже если я к вам приставать буду.

— Это точно, — подтвердил Степан. — Да и рассказыватьнечего. Так что возвращайся-ка ты на Дмитровку, Александра. Да, предупреждаювсех, что завтра в семь я должен быть у Ивана в школе, там какая-то училкаотчислять его вздумала. Так что завтра вечером меня не будет. Саш, попроси Зинучай принести. У меня от кофе в голове октябрьская революция происходит.

— Как вы думаете, — спросила Саша, обращаясь сразу ко всем,— ничего страшного не будет? Все… обойдется?

Чернов запустил пальцы в короткие волосы и стал энергичнодрать кожу.

Ему все меньше и меньше нравилось ее беспокойство.

Почему, черт возьми, Степан этого не видит?! Она озабоченакак-то явно преувеличенно, ненатурально, что-то там есть еще, кроме обычногоженского страха перед мертвым телом, к которому она, кстати сказать, и неприближалась.

Что же?

В кармане у Степана заверещал мобильный, и он вытащил его,выворачивая подкладку.