В убогой муниципальной школе, где училась Рита, дочка,неожиданно оказался большой зимний сад, и у преподавательницы биологии не былоболее верной помощницы, чем Рита? Аксакуф, как ее здесь называли. Девочка былапросто помешана на диковинных растениях. Какие-то амазонские лилии, цветыаргентинской ванили, филиппинские орхидеи, замбезийские папоротники – гдетолько она не отыскивала семена или отростки экзотических тропических растений,изо всех своих неразумных сил пытаясь заставить их расти в горшках, кашпо,ящиках, кадках и даже бочках! Кое-что приживалось, но кое-что вымирало,конечно. Рита переживала, рыдала горько, и утешить ее можно было, толькопообещав раздобыть очередное невиданное растение. В основном, конечно,удавалось это Татьяне: сделавшись помощником управляющего maison de couture«Русская мода», «La mode russe», она часто посещала на дому состоятельныхклиенток, привозя к ним очередную коллекцию, если сами дамы по каким-топричинам не могли явиться в maison или просто ленились сделать это. Стоило ейувидеть какое-нибудь экзотическое деревце или цветок, как она проявляла чудесашпионской ловкости, лишь бы его раздобыть для дочери: способна была дажеприслугу подкупить! Впрочем, гораздо чаще удавалось выпросить отросток у самойхозяйки. Последней idée fixe Риты стала белая сакура. Сакуру, японскуювишню, цветущую розовым цветом, в Париже раздобыть было можно: если не впосольском сквере, то в одном из дорогих японских ресторанов, один из которыхтак и назывался – «Сакура». В посольский сад, конечно, ходу не было никакого, аиз ресторана Дмитрий намеревался выкрасть отросток с помощью знакомогопрапорщика-башкира, с которым вместе когда-то драпали из Казани – тот служил в«Сакуре»… японцем. (А что такого? Русские офицеры самых высоких званийчастенько трудились в кабаках цыганами (брюнеты) либо малороссами(светловолосые). Так почему бы башкиру не сделаться самураем?) Может статься,белая сакура в «Сакуре» и произрастала, однако доступа туда у Дмитрия уже небыло, поскольку его знакомого башкира, как выяснилось, из японцев погнали, итеперь он служил узбеком в «Самарканде»: плов на блюде подавал да наливалзеленый чай в пиалы. Рита про сакуру отцу все уши прожужжала, всю душу из неговынула, да где ж ее взять? Дмитрий уже приготовился копить деньги, чтобыпоездить по дорогим питомникам, собрался даже заказать каталог «Jardin desplatanes», «Сада платанов», питомника, который специализировался именно наэкзотических растениях, как вдруг нынче вечером, ожидая Кусонского перед концертнойзалой, случайно поднял глаза на изящную полуколонну, стоявшую в скромнойстенной нише, – да так и обмер: в ракушечном кашпо возвышалась она – белаясакура! Дмитрий столько раз видел ее изображение в многочисленных Ритиныхкнижках по цветоводству и каталогах, что узнал с одного взгляда. Неужели онавсегда тут стояла? Или появилась недавно? Откуда взялась? Чей-нибудь подарокРОВСу? А впрочем, какая разница! Главное, вот она, перед ним, белая сакура,можно неприметно отломить веточку, спрятать под борт кителя и…

Отломить веточку он успел, а вот спрятать – нет.

Ч-черт, теща никак не могла знать про эту сакуру. Или могла?Насколько известно Дмитрию, она ни разу не бывала в здании РОВСа. Или бывала?От Лидии Николаевны всего можно ожидать. Но даже она, настоящая ведьма, никакимобразом не могла догадаться, что ему взбредет в голову отломить веточку именносегодня – и его за столь неблаговидным занятием засечет Шадькович.

Вот холера, а? Неужели и впрямь – ясновидящая, вторая мадамЛенорман, не уступающая первой…

Чудеса! Сказки! Невероятно! Не может быть!

Дмитрий нипочем не желал смириться.

– А все же про болезнь и про лекарства – чушь, к делу никакне относящаяся, позвольте сообщить вам, многоуважаемый Кирилл Андреевич! –произнес он с заносчивой интонацией самонадеянного юнца и повернулся, чтобыуйти: ну хоть такая малость, как последнее слово, должно было остаться за ним!

Однако рука Шадьковича проворно ухватила Аксакова за рукав:

– А по-моему, самое главное здесь – именно болезнь,именуемая тоской по родине, и лекарства, которые вы тайно пытались найти на… нарю Дебюсси, – Шадькович оглянулся, понизил голос: – в «Обществе возвращения народину». Там же искал их и я. Искал – и нашел… А вы?

* * *

Лелька повернулась перед зеркалом раз и два, изогнулась,пытаясь заглянуть себе за спину: как сидит новая алая кофточка, не морщит ли,не тянет. Не видно ничего! Ну что в таком-то жалком стеклышке разглядишь? Давнонужно большое настенное зеркало купить, да где ж его возьмешь… В магазине однипустые полки, а талон в закрытый распределитель еще выпросить надо. У кого жеего выпросить? У начальника цеха? У главного инженера? А может, братикпринесет? Сказать ему: «Гошенька, мне зеркало нужно, да побольше, но не простотак красоваться, а для нашего дела!» Принесет или нет?

Она невесело хохотнула.

– Лелечка, – донеслось из угла чуть слышное, – деточка, некрутись перед зеркалом, маленькая! Это грех, грех. Иди лучше книжечку почитай.Или в куколки поиграй…

– Я уже не маленькая, – вздохнула Лелька, – давно уже немаленькая. Мне уже двадцать пять. Ты забыла, няня? А куколки мои – вон, подокошком топчутся.

И чуть приподняла выщипанные, подкрашенные брови,прислушиваясь.

Из приоткрытой форточки слышно гудение мужских голосов.Мат-перемат – а как же иначе, ведь голоса принадлежат проснувшемуся от вековойспячки пролетариату! – изредка перемежается нетерпеливыми восклицаниями:

– Ну где там эта сука?

Сука – это она, Лелька Полякова. Пишбарышня из заготконторы,или, как теперь говорят, машинистка. Машинистка, а еще… а еще первейшаяпотаскуха во всем районе. А как иначе жить? Что толку с заготконторы, в которойона трудится! Про Лелькин веселый нрав каждому известно, в том числе иучастковому, и в жилтовариществе. Ну и что? Никто Лельку не трогает, потомучто, поговаривают, среди ее ухажеров есть очень влиятельные граждане. Да и чтотут такого? Лелька весело и охотно дарит свою благосклонность каждому-всякому,кто о ней спросит. Никому не отказывает и со всяким идет к нему на квартиру илив общежитие к «группе товарищей», а если своего жилья у человека нету или, кпримеру, там жена из угла в угол мечется, а детки на рояле гаммы наигрывают илиза столом обеденным делают завтрашние уроки, то она и к себе приведет, вполуподвальную комнатку на улице Загорского, бывшей Малой Печерской, вдеревянном доме, что стоит почти бок о бок с заброшенной, ободранной часовенкойВарвары-великомученицы. Конечно, часовня давно закрыта-заколочена, зимой еечуть не до крыши заметает снегом, летом к стенам льнет крапива выше человеческогороста, ну да и ладно, кому она нужна, та часовня, вместе с какой-то тамВарварой-великомученицей…