Отметь невероятную дальновидность Анвара-эфенди. В первый жедень воцарения Мурада, когда все еще выглядело лучезарно, our mutual friend[6] вдруг попросился секретарем к принцу Абдул-Гамиду, братусултана и престолонаследнику. Когда я об этом узнал, мне стало ясно, чтоМидхат-паша в Myраде V не уверен. Анвар пригляделся к новому наследнику,видимо, счел его приемлемым, и Мидхат поставил Абдул-Гамиду условие: обещай,что введешь в стране конституцию, — и будешь падишахом. Принц, разумеется,согласился.

Дальнейшее тебе известно. 31 августа на престол вместобезумного Мурада V взошел Абдул-Гамид II, Мидхат стал великим везиром, а Анваростался при новом султане закулисным манипулятором и негласным шефом тайнойполиции — то есть (ха-ха) твоим, Лаврентий, коллегой.

Характерно, что в Турции про Анвара-эфенди почти никто незнает. Он не лезет вперед, на людях не показывается. Я, например, видел еговсего однажды, когда представлялся новому падишаху. Анвар сидел сбоку от трона,в тени, с огромной черной бородой (по-моему, фальшивой) и в темных очках, чтовообще-то является неслыханным нарушением придворного этикета. Во времяаудиенции Абдул-Гамид несколько раз оглядывался на него, словно искал поддержкиили совета.

Вот с кем тебе отныне придется иметь дело. Ежели меня необманывает чутье, Мидхат с Анваром будут и дальше вертеть султаном, как имзаблагорассудится, и через годик-другой…»

— Ну, дальше неинтересно, — оборвал затянувшеесячтение Мизинов и вытер платком вспотевший лоб. — Тем более что чутьевсе-таки обмануло умнейшего Николая Павловича. Мидхат-паша у власти неудержался и отправлен в изгнание.

Эраст Петрович, слушавший очень внимательно и за все времяни разу не пошевелившийся (в отличие от Вари, которая вся извертелась нажестком стуле), коротко спросил:

— Про д-дебют ясно, про миттельшпиль тоже. Но гдеэндшпиль?

Генерал одобрительно кивнул:

— В том-то и штука. Эндшпиль получился настолькозамысловат, что даже многоопытного Гнатьева застал врасплох. 7 февраля сегогода Мидхат-пашу вызвали к султану, взяли под стражу и посадили на пароход,который увез опального премьер-министра путешествовать по Европе. А наш Анвар,предав своего благодетеля, стал «серым кардиналом» уже не при главеправительства, а при самом султане. Он сделал все возможное, чтобы отношениямежду Портой и Россией были разорваны. И вот некоторое время назад, когдаТурция повисла на волоске, Анвар-эфенди, по имеющимся у нас агентурнымсведениям, отбыл к театру военных действий, чтобы переменить ход событийпосредством неких тайных операций, о содержании которых мы можем только гадать.

Тут Фандорин заговорил как-то странно:

— Никаких обязанностей. Это раз. Полная свободад-действий. Это два. Отчетность только перед вами. Это три.

Варя не поняла, что означают эти слова, но шеф жандармовочень обрадовался и быстро сказал:

— Ну вот и славно! Узнаю прежнего Фандорина. А то вы,голубчик, какой-то замороженный стали. Вы уж не взыщите, я не по службе, апросто как старший по возрасту, по-отечески… Нельзя себя живьем в могилузакапывать. Могилу оставьте для мертвых. В ваши-то годы, мыслимое ли дело! Ведьу вас, как поется в арии, toute la vie devant soi.[7]

— Лаврентий Аркадьевич! — бледные щекиволонтера-дипломата-шпика в секунду залились пурпуром, голос скрежетнулжелезом. — Я, к-кажется, не напрашивался на п-приватные излияния…

Варя сочла это замечание непозволительно грубым и вжалаголову в плечи: сейчас оскорбленный в лучших чувствах Мизинов ка-акразобидится, как-ак закричит!

Но сатрап только вздохнул и суховато молвил:

— Ваши условия приняты. Пускай свобода действий. Я,собственно, это и имел в виду. Просто смотрите, слушайте, и если заметите нечтопримечательное… Ну, не мне вас учить.

— Ап-чхи! — чихнула Варя и испуганно вжала головув плечи.

Однако генерал испугался еще больше. Вздрогнув, он обернулсяи ошеломленно уставился на невольную свидетельницу конфиденциальной беседы.

— Сударыня, вы почему здесь? Разве вы не вышли сподполковником? Да как вы посмели!

— Смотреть надо было, — с достоинством ответилаВаря. — Я вам не комар и не муха, чтобы меня игнорировать. Между прочим, япод арестом, и никто меня не отпускал.

Ей показалось, что губы Фандорина чуть дрогнули. Да нет,померещилось — этот субъект улыбаться не умеет.

— Что ж, хорошо-с. — В голосе Мизинова зазвучалатихая угроза. — Вы, госпожа неродственница, узнали такое, о чем вам знатьсовершенно ни к чему. В целях государственной безопасности я помещаю вас подвременный административный арест. Вас доставят под конвоем в кишиневскийгарнизонный карантин и будут содержать там под стражей до окончания кампании.Так что пеняйте на себя.

Варя побледнела.

— Но я даже не повидалась с женихом…

— После войны повидаетесь, — отрезал МалютаСкуратов и повернулся к двери, чтобы кликнуть своих опричников, однако тут вразговор вступил Эраст Петрович.

— Лаврентий Аркадьевич, я думаю, будет совершеннод-достаточно взять с госпожи Суворовой честное слово.

— Я даю честное слово! — сразу же воскликнулаВаря, ободренная неожиданным заступничеством.

— Извините, голубчик, но рисковать нельзя, —отрезал генерал, даже не взглянув на нее. — Еще жених этот. Да и можно лидоверять девчонке? Сами знаете — коса длинна, да ум короток.

— Нет у меня никакой косы! А про ум — это низко! —У Вари предательски задрожал голос. — Что мне за дело до ваших Анваров иМидхатов!

— Под мою ответственность, ваше п-превосходительство. Яза Варвару Андреевну ручаюсь.

Мизинов, недовольно хмурясь, молчал, а Варя подумала, что исреди полицейских агентов, видно, бывают не вовсе пропащие. Все-таки сербскийволонтер.

— Глупо, — буркнул генерал. Он обернулся к Варе инеприязненно спросил. — Делать что-нибудь умеете? Почерк хороший?

— Да я курсы стенографии закончила! Я телеграфисткойработала! И акушеркой! — зачем-то приврала напоследок Варя.