— Стенографисткой и телеграфисткой? — удивилсяМизинов. — Тогда тем более. Эраст Петрович, я оставлю здесь эту барышню содним-единственным условием: она будет исполнять обязанности вашего секретаря.Все равно вам понадобится какой-то курьер или связной, не вызывающий лишнихподозрений. Однако учтите — вы за нее поручились.

— Ну уж нет! — в один голос вскричали и Варя, иФандорин. А закончили тоже хором, но уже по-разному.

Эраст Петрович сказал:

— Я в секретарях не нуждаюсь.

А Варя:

— В охранке служить не буду!

— Как угодно, — пожал плечами генерал,поднимаясь. — Новгородцев, конвой!

— Я согласна! — крикнула Варя.

Фандорин промолчал.

«Дейли пост» (Лондон),

15(3) июля 1877 г.

«… Передовой отряд стремительного генерала Гурко взялдревнюю столицу болгарского царства город Тырново и рвется к Шипкинскомуперевалу, за которым лежат беззащитные равнины, простирающиеся до самогоКонстантинополя. Военный везир Редиф-паша и главнокомандующий Абдул Керим-пашасняты со своих постов и отданы под суд. Теперь Турцию может спасти толькочудо».

У крыльца остановились. Надо было как-то объясниться.

Фандорин, кашлянув, сказал:

— Мне очень жаль, Варвара Андреевна, что т-так вышло.Разумеется, вы совершенно свободны и ни к какому сотрудничеству я васпринуждать не собираюсь.

— Благодарю вас, — сухо ответила она. — Оченьблагородно. А то я, признаться, подумала, что вы нарочно все это устроили.Вы-то ведь меня отлично видели и наверняка предполагали, чем все закончится.Что, очень нужна секретарша?

В глазах Эраста Петровича вновь промелькнула искорка,которую у нормального человека можно было бы счесть признаком веселости.

— Вы с-сообразительны. Но несправедливы. Ядействительно поступил так не без задней мысли, но исключительно в вашихинтересах. Лаврентий Аркадьевич непременно спровадил бы вас из д-действующейармии. А господин Казанзаки еще и жандарма бы приставил. Теперь же вы остаетесьздесь на совершенно з-законных основаниях.

На это Варе возразить было нечего, — но благодаритьжалкого шпиона не хотелось.

— Я вижу, вы и в самом деле ловки в своей малопочтеннойпрофессии, — язвительно сказала она. — Главного людоеда, и тогоперехитрили.

— Людоед — это Лаврентий Аркадьевич? — удивилсяФандорин. — По-моему, не похож. И п-потом, что же непочтенного в том,чтобы охранять государственные интересы?

Ну что с таким разговаривать?

Варя демонстративно отвернулась, окинула взглядом лагерь:белостенные домики, ровные ряды палаток, новехонькие телеграфные столбы. Поулице бежал солдат, очень знакомо размахивая длинными нескладными руками.

— Варя, Варенька! — издали закричал солдат,сдернул с головы кепи с длинным козырьком и замахал. — Все-таки приехала!

— Петя! — ахнула она и, сразу забыв о Фандорине,кинулась навстречу тому, ради кого преодолела путь в полторы тысячи верст.

Обнялись и поцеловались совершенно естественно, безнеловкости, как никогда раньше. Видеть некрасивое, но милое, сияющее счастьемлицо Пети было радостно. Он похудел, загорел, сутулился больше прежнего. Черныйс красными погонами мундир сидел мешком, но улыбка была все та же — широкая,обожающая.

— Значит, согласна? — спросил он.

— Да, — просто сказала Варя, хотя собираласьсогласиться не сразу, а лишь после долгого и серьезного разговора, выдвинувнекоторые принципиальные условия.

Петя несолидно взвизгнул и снова полез обниматься, но Варяуже опомнилась.

— Однако нам нужно подробно все обсудить. Во-первых…

— Обсудим, обязательно обсудим. Только не сейчас,вечером. Встретимся у журналистов в палатке, ладно? У них там вроде клуба. Тыведь знаешь француза? Ну, д'Эвре? Он славный. Он мне и сказал, что ты приехала.Я сейчас ужасно занят, отлучился на минуту. Хватятся — не сносить головы.Вечером, вечером!

И побежал обратно, пыля тяжелыми сапогами и ежесекунднооглядываясь.

Но вечером свидеться не довелось. Вестовой принес из штабазаписку: «Всю ночь служба. Завтра. Люблю. П.».

Что ж, служба так служба. И Варя занялась обустройством.Жить ее взяли к себе сестры милосердия — женщины славные и отзывчивые, нопожилые, лет по тридцать пять, и скучноватые. Они же собрали все необходимоевзамен багажа, доставшегося предприимчивому Митко, — одежду, обувь, флаконкельнской воды (а были-то чудесные парижские духи), чулки, белье, гребешок,заколки, душистое мыло, пудру, мазь от солнца, кольдкрем, смягчающее молочко ответра, ромашковую эссенцию для мытья волос и прочие нужные вещи. Платья, конечно,были ужасные, за исключением разве что одного — голубого, с белым кружевнымворотничком. Варя убрала вышедшие из моды манжеты, и получилось довольно мило.

Но с утра ей стало скучно. Сестры ушли в лазарет — из-подЛовчи привезли двоих раненых. Варя попила кофе в одиночестве, сходила отправитьродителям телеграмму: во-первых, чтоб не сходили с ума, а во-вторых, чтобвыслали денег (исключительно взаймы — пусть не надеются, что она вернулась вклетку). Погуляла по лагерю, поглазела на диковинный поезд без рельсов: с тогоберега прибыл обоз на механической тяге. Пыхающие паром железные локомобили согромными колесами волокли за собой тяжелые пушки и фуры с боеприпасами.Зрелище было впечатляющее, настоящий триумф прогресса.

Потом от нечего делать зашла проведать Фандорина, которомувыделили отдельную палатку в штабном секторе. Эраст Петрович тоже бездельничал:валялся в походной койке с турецкой книжкой, выписывал оттуда какие-то слова.

— Охраняете государственные интересы, господинполицейский? — спросила Варя, решив, что уместнее всего будетразговаривать с агентом в тоне насмешливо-небрежном.

Фандорин встал и накинул на плечи военный, без погон, сюртук(тоже, видно, где-то обмундировался). Через расстегнутый ворот рубашки Варяразглядела серебряную цепочку. Крестик? Нет, кажется, медальон. Любопытно бызаглянуть, что там у него. Так господин филер склонен к романтике?

Титулярный советник застегнул ворот, ответил серьезно:

— Если живешь в г-государстве, надобно либо его беречь,либо уж уезжать — иначе получается паразитизм и лакейские пересуды.