Оуэн Гриффит охарактеризовал как врач причину смерти и также, как раньше нам, описал состояние нервов миссис Симмингтон. Следователь былприветлив и тактичен. Он с горечью осудил людей, пишущих такие гнусности,какими всегда бывают анонимные письма. Кто бы ни писал это злобное и лживоеписьмо, с моральной точки зрения он был убийцей. Надо полагать, что полициябыстро обнаружит отпечатки пальцев и возбудит дело против преступника. Такаязлобная и трусливая ненависть заслуживает наказания по всей строгости закона.Вердикт присяжных был единогласным: самоубийство в состоянии временной потерирассудка.

Следователь сделал все, что мог, и Оуэн Гриффит тоже, но,очутившись в толпе здешних любопытных дам, я снова услышал ненавистный, хорошознакомый мне шепот:

— А я вам говорю: тут что-то есть… Нет дыма без огня!

— Что-то в этом должно быть. Иначе бы она этого несделала…

На мгновение Лимсток с его узкими горизонтами и сплетнями,передававшимися шепотом, стал мне ненавистен.

Когда мы уже вышли, Эме Гриффит вздохнула:

— Ну, вот и все. Дику Симмингтону не повезло, что всеэто вышло наружу. Хотела бы я знать, подозревал ли он сам об этом.

Я ужаснулся.

— Вы же слышали, с каким чувством он говорил о том, чтов проклятом письме не было ни единого слова правды.

— Конечно, говорил. И хорошо сделал: муж должензащищать жену. Дик так и поступил. — Она помолчала, а потом, как быобъясняя, добавила:

— Понимаете, я давно уже знаю Дика Симмингтона.

— Правда? — удивился я. — Ваш брат как будтоговорил мне, что вы здесь живете всего несколько лет.

— Да, но Дик Симмингтон бывал у нас, еще когда мы жилитам, на севере. Я знакома с ним уже много лет.

Я с любопытством взглянул на Эме. Она продолжала все тем жемягким голосом:

— Я очень хорошо знаю Дика… Это очень гордый и оченьзамкнутый человек. Он из тех, кто мог бы оказаться очень ревнивым.

— Это могло бы объяснить, — сказал язадумчиво, — почему миссис Симмингтон побоялась показать ему это письмоили рассказать о нем. Боялась, что ревнивец может не поверить ей.

Мисс Гриффит поглядела на меня с пренебрежением и гневом.

— Господи! — проговорила она, — неужели вы ивпрямь думаете, что хоть какая-нибудь женщина пошла бы и выпила отраву из-залживого обвинения?

— Следователь, очевидно, считал это возможным. А вашбрат…

— Все мужчины одинаковы, — перебила меняЭме. — Всем вам хочется сохранить видимость приличий. Но меня на этуудочку не поймать. Если невинная женщина получает анонимное письмо, полное лжи,она засмеется и выкинет его. Так по крайней мере… — она на мгновенье умолкла, апотом докончила: — поступила бы я.

Я заметил, однако, ее заминку. Для меня было очевидно, чтопервоначально она хотела сказать:

— Так по крайней мере поступила я!

Я решился на вылазку в неприятельский стан.

— Да, — сказал я самым любезным тоном. — Вытоже получили подобное письмо?

Эме Гриффит принадлежит к женщинам, которые стоят вышевсякой лжи. С минуту она, покраснев, молчала, а затем ответила:

— Да, получила. Но не стала принимать его близко ксердцу.

— Мерзкое? — с участием друга по несчастью спросиля.

— Разумеется. Они только такими и бывают. Буйный бредкакого-то сумасшедшего. Я прочла пару слов, поняла, что это, и, смяв, выкинулав корзинку.

— А вам не пришло в голову пойти с ним в полицию?

— Нет. Я подумала, что чем меньше будут об этомговорить, тем лучше.

Модная здесь поговорка «Нет дыма без огня!» была у меня ужена кончике языка, но я сдержался.

Я спросил лишь, не скажется ли, по мнению мисс Эме, смертьматери на материальном положении Миген. Не придется ли ей теперь самойзарабатывать себе на жизнь?

— Мне кажется, бабушка когда-то завещала ей небольшуюренту, а Дик, разумеется, никогда не откажет ей в месте под крышей. Но дляМиген было бы лучше, если бы она занялась чем-то, а не шаталась без дела, какдо сих пор.

— Я бы сказал, что Миген сейчас в том возрасте, когда девушкехочется развлекаться — а не зарабатывать деньги.

Эме покраснела и резко ответила:

— Вы, как и все мужчины — вам не нравится, что женщинымогут соперничать с вами. Вам не хочется верить, что женщина может мечтать опрофессиональной карьере. Мои родители тоже не хотели в это верить. Я страшнохотела изучать медицину. Куда там — они и слышать не хотели о том, чтобыплатить за мое обучение. За Оуэна они платили охотнее, а ведь я могла, бытьможет, стать лучшим врачом, чем мой брат.

— Жаль, — сказал я. — Это было жестоко поотношению к вам. Когда человек всей душой стремится к чему-то…

Она быстро перебила меня:

— О, я уже справилась с этим. У меня сильная воля. Живуя все время в движении, деятельно и принадлежу к самым счастливым людям вЛимстоке. У меня столько работы. Но я страстно воюю с глупыми предрассудками,что место женщины — кухня и домашний очаг.

— Простите, если я вас чем-то задел, — извинилсяя. Нет, я и не подозревал, что Эме Гриффит способна так разгорячиться.

В тот же день, немного позже, я встретил в городеСиммингтона.

— Вы не возражаете, если Миген пару дней побудет унас? — спросил я. — Для Джоан это будет только удовольствием — оначувствует себя здесь иногда довольно одинокой без своих друзей.

— Гм.., что… Миген? Да, да, это очень любезно с вашейстороны.

Я почувствовал неприязнь к Симмингтону и потом уже никогдане мог полностью от нее избавиться. Он, очевидно, совершенно забыл о Миген. Ябы ничего к нему не имел, если бы он не любил ее — мужья частенько недолюбливаютдетей своей жены от первого брака, — но он просто не принимал ее ксведению. Словно человек, который не любит животных, а в доме у него неожиданноочутилась собака. Споткнувшись о нее, он заметит ее и обругает, а когда онаначнет к нему ласкаться, нехотя погладит. Полное равнодушие Симмингтона кпадчерице сильно раздосадовало меня.

— Какие у вас планы насчет нее? — спросил я.

— Насчет Миген? — Он явно удивился. — Ну,будет жить, как и прежде. Она ведь здесь дома.

Моя бабушка, которую я очень любил, бывало пела мне подгитару старинные песни. Одна из них, припомнил я, кончалась так: